У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

тест

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » тест » Тестовый форум » игра


игра

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

0

2

Итак, что же сейчас происходит? Да ничего хорошего, если честно. Я смотрю по сторонам и понимаю, что кругом творится полный пиздец: от моей квартиры толком ничего не осталось, кругом всё разрушено до такой степени, будто бы я внезапно решил взять кувалду и устроить тотальную перепланировку самыми грубыми методами. В ушах стоит звон, который напрочь дизориентирует в пространстве и картинка перед глазами плывёт. Мои руки залиты кровью настолько, что мне начинает казаться, что я никогда их не отмою даже при всём своём желании и всём многообразии моющих и чистящих средств. Оглядываюсь по сторонам и прихожу в самый настоящий ужас: Кай бездыханным телом висит прибитый к стене будто бы грёбаный Иисус, в его глазах застыло странное сочетание непонимания, ужаса и ненависти к моей персоне. Он мёртв, но краем сознания я понимаю, что с минуты на минуту запустится его процесс перерождения, ведь он бессмертен так же как и я, ему ничего не страшно кроме аквамаринового клинка, которого у меня с собой нет и что-то мне подсказывает, что оно даже к лучшему, потому что прямо сейчас я бы воткнул его ему прямо в сердце. А рядом со мной лежит Анна Колтер, его мать, которая прямо сейчас без сознания лежит и истекает кровью из-за незапланированных дополнительных отверстий в её теле. Я склоняюсь над ней против своей воли и прикладываю руку к шее. Пульс пока ещё прощупывается, но мои руки сами сжимаются вокруг её шеи. Я не хочу этого, но ничего не могу с собой поделать, являясь лишь сторонним наблюдателем. Кажется, сейчас я завершу начатое и отниму её жизнь. Каю это очень сильно не понравится. Но, чёрт подери, я не могу остановиться, просто не могу, моё тело меня даже не слушает. Кажется, я кричу, но крик этот не вырывается дальше моего собственного сознания. И вот, я сжимаю ей горло, немного усилий и я поверну её шею до характерного щелчка, после чего для неё наступит конец её жизни. Сейчас я враг сам себе и в этом бою я отчаянно проигрываю, не имея возможности сделать ровным счётом ничего, чтобы прекратить всё это. А в голове пульсирующей болью бьётся одна мысль: где же, мать его, Фостер? Сейчас только он способен хотя бы на время остановить меня. Противопоставить хотя бы что-нибудь, лишь бы я не сделал то, чего так сильно не хочу делать. Но время идёт и Анна приходит в себя от нехватки воздуха, чтобы запечатлеть последние моменты своей жизни, бессильно барахтаясь подо мной. Прости, я этого честно не хочу.
А потом одним мощным ударом я отлетаю к соседней стене. Это Блейк, кто же ещё может так сильно лупить? Пришёл в самую последнюю секунду, долбаный прокрастинатор. Но успел. Вот только что он сейчас сможет сделать? Да ничего, потому что я уже встаю на ноги. Кажется, я что-то сломал, но я не чувствую ровным счётом ничего. Теперь я хочу убить и его, пока он склонился над телом Анны и пытается залечить самые страшные её раны, которые приведут к летальному исходу. Слёзы феникса, да. Они способны вытащить человека с того света, пока он находится между жизнью и смертью. Эх, а я ведь и сам феникс. Но то существо, что управляет моим телом, этого не осознаёт. Оно и к лучшему, наверное, потому что иначе я даже не представляю масштабы разрушений, которые мог бы устроить. Я и так натворил уже слишком много дерьма и сейчас даже не представляю как из этого выкручиваться. Не могу изолировать себя и не могу даже попытаться помочь им избавиться от меня.
- Фостер, я не знаю что происходит, не могу себя контролировать, убей меня! - На какой-то момент мне удаётся получить достаточно контроля над телом для того, чтобы выдать хотя бы эту фразу, но при этом продолжая переть на него. Моя смерть станет временным решением сложившейся проблемы, но очень ненадолго. Впрочем, Блейку дважды повторять не надо. Он хороший парень, способный. Несколько мгновений и его рука пробивает мою грудную клетку, вырывая из неё сердце. Сейчас запустится и мой процесс перерождения, надеюсь он успеет что-нибудь придумать до того момента. Вам, наверное, интересно, что же произошло? А началось всё неделю назад, когда я решил отвалить на денёк по делам.
25 октября 2016 года, утро.
В принципе, утро начиналось очень даже неплохо, даже есть учесть, что Гидеон проснулся часов восемь, что противоречило его жизненному принципу вставать как можно позже и жить по собственному графику. Просто он понял, что выспался, хотя истинной причиной пробуждения было то, что Кай во сне всё же умудрился спихнуть его с кровати и Хартли попросту упал на пол, приложившись затылком об угол тумбочки и тихо матерясь, усаживаясь на пятую точку и потирая голову. Бодрили такие вещи не хуже кофе, но в целом это не смогло испортить его настроение, которое поднялось только от одного вида раскинувшегося в причудливой позе на кровати парня, который продолжал сопеть в подушку и, кажется, даже пускал во сне слюну. Не то что бы феникса умиляли такие вещи и он прямо писался кипятком от розовых соплей и слюней, но выглядело это действительно весьма мило, а сам Колтер выглядел весьма умиротворённым впервые за долгое время, особенно если принимать во внимание не столь давно произошедшие события с зеркалами и прочим дерьмом, которые могут надолго лишить сна любого нормального человека. Так что если уж он спит, то пусть спит дальше. Хотя, безусловно у феникса было желание включить на полную громкость центр и поставить какую-нибудь утреннюю весёлую песенку, под которую в рекламах и кино у людей начинается дико классное утро, полное танцев и веселья. Но это было в телевизоре, а в реальной жизни он хоть и был романтиком и эгоистом, но всё же не страдал такой фигнёй, а потому здраво рассудил, что его пробуждение не значит, что просыпаться должны все. Он, как человек со сбитым графиком, уважал чужой сон. Поэтому, потирая голову, лишь укрыл получше парня и попёрся в душ.
Делать кофе - значит шуметь на всю квартиру, а этого делать он не собирался, поэтому не смотря на весьма прохладную погоду и ранний час, Гидеон легко оделся, напялив на себя то, что только попалось ему под руку в виде джинсов, кед и футболки, вывалился на улицу, закуривая сигарету и топая в сторону ближайшей кофейни, в которой варят очень приличный кофе, которым не стыдно угостить и партнёров по бизнесу, если уж на то пошло. Впрочем, к этому приложил руку сам феникс, здраво рассудив, что если больше поблизости кофеен нет, то надо сделать так, чтобы имеющаяся стала лучшей. Поэтому абсолютно безвозмездно он презентовал ребятам лучшее оборудование и расходные материалы, за что сразу стал местным любимцем, которого всегда обслуживали вне очереди, что происходило в и данный момент, учитывая то, что сейчас был будний день и народ спешил на работу, по пути заходя на кофеиновую заправку. А что же до холода, то у фениксов таких проблем особо и не встречалось, потому что нужно было просто запустить процесс обогрева, как его называл сам колдун и тепло будет даже в арктических льдах. Собственно много времени поход за кофе и обратно у него не отнял, поэтому минут через двадцать в гостиной стоял второй стакан свежесваренного ароматного напитка, который не остывал по вполне понятным причинам и коробка пончиков, опустошённая на половину, а сам Хартли обосновался в своём кабинете, разбирая множество бумаг и продолжая расшифровывать записи настоящего Гидеона, уже здорово продвинувшись и разобрав более сотни страниц, начиная примерно понимать принцип шифрования, находя в нём некую логику и методичность. Буквально пару дней назад он наткнулся на запись о некоем племени в глубинах Африки, которое практиковало весьма странную и неизведанную для него магию, которая его заинтересовала, поэтому наводка была дана особо доверенным и проверенным лицам, которые должны были найти и проверить эту информацию, но на контакт не лезть, дабы избежать ненужных проблем. Если это действительно нечто интересное, то он сам рванёт в задницу мира и сам всё исследует. Интересен ему был факт того, что судя по записям, в арсенале этого племени были весьма занятные штуки, которые могли уничтожить феникса иными способами, нежели посредством аквамаринового клинка и если они действительно существовали, то Хартли было просто необходимо об этом узнать. А пока он занимался другими делами, рационально расходуя время и пытаясь понять, что же такого скрывал его наставник. Во время расшифровки взгляд невольно зацепился за слово "паразит", но значения этому феникс не придал, потому что помимо этого было ещё несколько вариантов перевода и мозг на автомате подобрал самое простое. Позднее в одном предложение прозвучала фраза "смерть на девятый день", что было уже гораздо более занимательным, но пока колдун не сильно понимал полного контекста всего, потому что записи помимо всего прочего велись в каком-то хаотическом порядке и выходило так, что одно предложение начиналось в середине одной страницы, а заканчивалось где-то в начале третьей, создавая между собой нехилый разрыв, который тоже надо было расшифровать, а потом сложить всё в осмысленный текст. Задачка была та ещё и мозги имела она весьма качественно и жёстко. За всем этим он и не заметил, как стрелка на настенных часах хорошо так за одиннадцать, пока в дверном проёме не появилось заспанное лицо некроманта, вызвавшее тёплую улыбку.
- Хартли, а ты чего не спишь?
- Ну так вышло. Доброе утро, соня. В гостиной на столе кофе и пончики, просыпайся, я наверное скоро закончу. - Встав со своего места, феникс подошёл к парню и легко поцеловал его, после чего на автомате попытавшись привести в порядок его растрёпанные волосы, но тут же бросил это дело, ибо это было бесполезно. А говорить парню, что тот стал причиной его ранней побудки колдун не стал. Зачем?
Собственно, как и обещал, минут через сорок он действительно закончил, добив до конца очередную страницу и, как только вышел из кабинета, получил звонок на мобильный от одного из своих.
- Внемлю.
- Ты слышал когда-нибудь о Ваканде? Ну в общем, мы нашли их. В принципе ты прав, что-то такое там есть, дальше мы лезть не стали, там какая-то нездоровая фигня, которой все мои стреманулись.
- Ваканда? Это марвеловская вымышленная страна, где правит господин Т'Чалла и добывается вибраниум? Какая связь?
- Примерно в такой же неизвестной заднице находится.
- Так, окей. Портал чуть попозже прокинуть сможешь?
- В принципе да, но тебе придётся до этого места топать километров десять, не меньше, тут магия работает вообще через задницу, а артефакты превращаются в бесполезные побрякушки.
- Окей, я наберу.
Ну что ж поделать, кажется, придётся совершить незапланированное путешествие из которого он планировал вернуться в самое ближайшее время, но оставлять Кая одного тоже решительно не хотелось, поэтому решение нашлось достаточно быстро, осталось до него дозвониться.
- Фостер, чем занят?
- О, смотрите ка, мастер внезапных звонков. Тачку ковыряю пока выходной, а чего?
- Есть предложение приехать ко мне и немного поискать ответы на интересующие тебя вопросы по магии. У меня тут сожитель вроде как не имеет планов на сегодня-завтра, а меня не будет. Ты как?
- Это я всегда за. Ещё что-то?
- Присмотришь за ним? Чтобы на всякий дел не натворил, а то мало ли.
- Хитрожопая ты скотина, окей. Скоро приеду.
Вот и прекрасно, одну проблему удалось решить, теперь надо как-то объяснить Каю, что его не будет пару дней. Хотя с этим особых проблем не было, парень по-прежнему не лез в его дела и воспринимал всё это дело вполне себе нормально.
- Кай, мне тут надо отвалить будет по делам на сегодня-завтра, с Фостером посидишь? Поучишь его магии? А то он совсем лошьё сельское, сил много, а нихрена не умеет. И не говори ему, что он феникс, ок?
Собственно звучало это больше как констатация факта, нежели предложение занять себя на день-другой чем-нибудь, потому что в это время Гидеон уже начал активно собирать всё, что ему было необходимо и могло понадобиться. А через два часа сбагрив Фостера в руки Кая или наоборот, он уже уверенно шлёпал по зарослям непроходимых джунглей, раз за разом сжигая всякое дерьмо, которому могли позавидовать представители австралийской фауны.
1 ноября 2016 года
В принципе, как вы уже наверное могли догадаться, из сраного аналога Ваканды я вернулся лишь с оглушительными пиздюлями и какой-то неведомой хернёй, которая завладела моим телом и не давала сделать ничего, попросту убивая меня и тех, кто был мне дорог. Возможно всему виной моё не совсем удачное общение с местными аборигенами, потому что я умудрился перепутать слова и вместо пожелания благополучия его народу и благодарностей пожелал им смерти. А они ребята такие, весьма обидчивые, поэтому кара меня настигла незамедлительно, а я-то думал, чего они на меня так взъелись. В общем, ситуация складывалась не самым лучшим образом, так что теперь всё было очень хреново, а ещё я понимал, что это нечто внутри меня пожирало всю магию магию и жизненные силы, а это, вкупе с тем, что я начинал всё хуже владеть способностями феникса, грозило закончиться для меня самой настоящей смертью уже без возможности воскреснуть. И самое хреновое, что я даже не имел ни малейшего понятия о том, как же мне с этим справиться. Благо все мои попытки вновь убить всех вокруг пресёк Кай, любезно утопивший меня сразу после воскрешения и вновь отправивший на очередной круг перерождения, который теперь займёт чуть больше времени. Да, в его глазах я успел заметить и прочитать всё, что он обо мне только думает и как меня ненавидит. Что ж, если я действительно умру, а всё к этому прямо таки идёт семимильными шагами, то смогу этим искупить свою вину. Наверное. Всё таки очень много дерьма я успел натворить и наговорить против своей воли. Причём говорил я исключительно правду, ту самую правду, что хранилась в темнейших уголках моей души, которую я никогда бы не сказал вслух, потому что усиленно с ней боролся, прекрасно понимая, что во всём виноваты не окружающие меня люди, а я сам. Этого было не изменить, но это тоже было частью реальности, которая не должна была всплыть на поверхность, потому что всё это питалось лишь моими обидами и слабостями, страхами, если угодно. В любом случае, вариантов у меня было не очень много: либо понять как справиться с этим дерьмом и суметь донести это до близких мне людей, либо умереть. Пока успешно получалось только умирать.
26 октября, вечер
Вернулся Гидеон из Африки мягко говоря ни с чем и с магнитиком для Кая. Ну и с парой некромантских ритуальных штуковин, которые успел найти по пути домой. Всё таки на такие вещи эта страна была более чем богата и представляла собой достаточно большую ценность. И уже у дверей квартиры феникс услышал громкую музыку и гул толпы, готовясь к тому, что сейчас вернётся в разрушенную квартиру в которой происходит вечеринка. И даже почти не ошибся, зайдя домой и увидя масштабы творящегося пиздеца и тусящего в центре толпы Фостера, который, кажется, был в полном отрыве от реальности. Собственно говоря, музыкальный центр тут же взорвался от магии феникса и повисла почти звенящая тишина, потому как и гул толпы сразу стих.
- Ну и кому, блядь, из вас мне отрывать голову в первую очередь? Ну-ка быстро нахуй отсюда, пока не поубивал тут всех! - В доказательство своей угрозы колдун достал из-за пояса огромный такой мачете, так что толпа резко дёрнула на выход. - Фостер, с тобой будет отдельный разговор, садись. - Мощный такой удар в челюсть привёл парня в сознание и нешуточный такой испуг. - Как будешь объяснять всё это? И где Кай? - Впрочем Колтер ждать себя не заставил, тут же выглянув из кабинета Гидеона и, кажется, находясь в нормальном состоянии.
Однако, внезапно возникший женский голос пробудил тут же пробежавшие по спине мурашки у самого феникса.
- Это значит вот так вы здесь развлекаетесь? Я к тебе сына для этого отправила?
Фостер, воспользовавшись заминкой, тут же дал дёру и свалил из квартиры, а Гидеон стоял и растерянно смотрел на невесть откуда взявшуюся на пороге его дома Анну Колтер.
- А ты ещё здесь откуда? - Не сказать, что он был не рад её видеть и всё такое, скорее был сильно растерян происходящим и шестерёнки в его голове докрутились до того, что пришло осознание пиздеца и совсем уж незадавшейся недели.

0

3

А в голове только одна мысль: беги, Блейк. Беги, мать твою так, как никогда не бежал. Ты прекрасно видел, в каком состоянии был Хартли и прекрасно понимаешь, что просто так он бы тебе не позвонил. Слышал его голос, да? И как ты думаешь, успеешь ты или придёшь на импровизированное кладбище, устроенное своим альфой? К чему ты шёл всю жизнь, придурок? К чему тебе всё это, если ты не сможешь спасти людей, которые сейчас находятся в опасности? Для чего ты за прошедшую неделю узнал и увидел больше, чем за всю свою никчёмную жизнь наркомана? Наверное, всё это далеко не просто так и если ты сейчас облажаешься, то грош тебе цена, идиот ты несчастный. Беги и старайся верить в то, что ты ещё можешь успеть.
И я бегу, потому что сейчас могу только это. Забавно, как в один момент ты понимаешь, почему был сильнее всех окружающих и на ходу учишься использовать способности, которыми пользовался всю жизнь в пассивном режиме, даже не задумываясь о них. Насколько тебе хватит собранности и понимания своих действий, а? Это тебе не бездумно валить оборотней в Клетке, сейчас от того, сможешь ли ты понять всё, зависит ни одна жизнь и лучше бы тебе поднапрячь твои убитые алкоголем и наркотой мозги, чтобы доказать хотя бы самому себе, что ты хотя бы чего-то стоишь. А что мне ещё остаётся? Только взять себя в руки и не паниковать. Чему быть - того не миновать, так говорят. Я склонен в это верить, но я не чёртов фаталист, который сядет на заднице ровно и будет разводить руками, мол сделал всё, что смог. Нет, это совсем не мой вариант. И почему-то в этот момент мне кажется совершенно правильным и логичным действием уйти в тень своего же сознания, мыслей столько, что я не могу нормально собраться. Тону в них, не знаю за что хвататься и не понимаю, что мне делать, поэтому всё что я сейчас могу - это дать волю своей тёмной стороне, которая все эти годы живёт в моей тени. Да, пожалуй, так будет правильней. Закрываю глаза буквально на секунду, ухожу на второй план и чувствую, как энергия разрядом тока пробегает по моему телу, а мысли приходят в полнейший порядок, эмоции уходят на второй план вместе со мной и остаётся лишь голое и неприкрытое осознание того, что и как делать. Чистейшая цепочка мыслей, которые идут одна за одной ровным шагом, размеренно и правильно. Наверное таким я должен был быть всегда, но слишком уж велика опасность пасть за грань из-за которой я уже никогда не вернусь.
Я с лёгкостью бегу почти из другого конца города в дом Хартли, слишком быстро для обычного человека, слишком быстро даже для автомобилей, под моими ногами проминается и трещит ровный и гладкий асфальт, потому что вся моя энергия сосредоточена именно в ногах, сила мне сейчас не нужна. Только скорость. И вот я залетаю в нужный подъезд. Лифта нет, да он мне и не нужен, он слишком медленный, я всё равно буду быстрее. Бегу по лестнице, легко перемахивая пролёты и не чувствуя усталости, я знаю, что успею. Чувствую как теплится жизнь в девушке, что лежит сейчас в квартире Гидеона, силы её покидают с каждой секундой, но я могу успеть. Вылетаю на нужный этаж, просто вышибая дверь и точно так же залетаю в знакомую квартиру, в щепки выламывая дверь. Мне сейчас не до церемоний. И первый, самый естественный инстинкт для меня - спасти. Хартли меня даже не замечает, слишком увлечён девушкой. Мне это только на руку, как раз в ту, в которую сейчас переходит вся энергия для того, чтобы я сделал удар. И феникс отлетает к стене, я даже слышу хруст его костей. Плевать, его сейчас не жалко. На время это его остановит. И я бегло осматриваю девушку, отмечая самые серьёзные раны, пробуждая свою сущность феникса. Сейчас я знаю как это делать. Вкачиваю в неё свою энергию для того, чтобы она прожила ещё немного.
Слёзы. Почему я плачу? Так феникс оплакивает тех, кто шагает за черту, после которой нет возврата? Нет, я знаю, что вытащу её. Мои слёзы затягивают её раны, она не умрёт. Не в мою, мать твою, смену. Она выживет. Шансы есть и с каждой секундой повышаются. Самые страшные раны скоро затянутся. А теперь ещё и Хартли просит убить его. Я вижу в его глазах это угнетающее отчаянье, он действительно ничего не может с собой сделать, потому что сейчас это не он. Боже, каких сил ему стоило хотя бы на секунду вылезти на поверхность? И насколько же мне это знакомо, кто бы только знал. И всё, что я сейчас могу - это исполнить его просьбу. Это даст нам какое-то время, поэтому одним прыжком я оказываюсь рядом и легко пробиваю его грудную клетку, безжалостно ломая его кости и вырывая сердце, которое ещё бьётся в моих руках. Вижу безмолвное спасибо в его глазах. У нас есть немного времени и пока он не переродился, я подхватываю Анну и несу её в кабинет. Там есть диван. Удивительно, не смотря на эту разруху и полную катастрофу в одной отдельно взятой квартире, кабинет остаётся цел. И где-то за моей спиной перерождается Кай. Его пламя мне не страшно, но на всякий случай своим собственным я закрываю девушку. Сейчас ей лучше полежать здесь. Раны уже почти затянулись, это хорошо. Теперь надо думать, что же нам делать с Гидеоном. Боже, я успел.
25 октября, утро - 26 октября, вечер
Блейк любил выходные в середине недели. Да и вообще выходные в целом. Конечно, он мог и не работать, но желание быть полезным при условии того, что он мог таковым быть, пересиливало всё. И иногда он даже не замечал, как работа забирала его на долгие недели без выходных, а потом он осознавал, сколько же дел накопилось за всё то время, что он отсутствовал в реальном мире. Но сегодня дел не было, поэтому в очередной раз можно было заползти в гараж и ковыряться в старой убитой тачке, купленной за пять сотен. Просто потому, что Блейку нравилось что-либо чинить, ведь процесс этот был максимально медитативным и, говоря честно, расслабляющим. Валяться целый день на диване и пялиться в телевизор - это не про него, хотя и такие вещи он себе порой позволял, заказывая пару коробок пиццы и целый день никуда не выходя. Но сегодняшнее утро началось с холодного пива и гаража. Был ли это первый шаг к алкоголизму? Не исключено. Да и по сути это было всего лишь мелочью на фоне того, как часто Фостер долбил наркоту и прочие гадости, убивавшие его мозг и организм. Но долбил не просто так, а для того, чтобы справиться с личными внутренними проблемами, которых у него был целый охренеть какой вагон и большая такая тележка сзади. Конечно, все так говорят, мол жизнь тяжёлая, надо как-то справляться, но в его случае иначе действительно было никак. Он может и быть наркоманом, но наркоманом полезным для социума, что несколько нивелировало его пагубные привычки и омерзительный образ жизни. Заниматься же самокопанием? Да он и понятия не имел откуда копать и в какую сторону, а тут ещё и внезапный как лосось в кустах черники звонок Хартли, с которым он общался, но как-то слишком поверхностно и изредка, пару раз роняя за бутылкой пива после Клетки, что он всё никак не может найти ответы на некие интересующие его вопросы магического характера, на что колдун подкидывал ему зацепки или литературу. Поэтому его предложение провести время с парнем, который может чем-то помочь, было весьма заманчивым и отказываться было глупо, но помимо этого Блейк прекрасно понимал, что не всё так просто, а ответ на его вопрос не заставил себя ждать.
О Кае он, в принципе, слышал, но знаком лично не был, поэтому сегодня ему выпал отличный шанс завести новое знакомство, тем более, что он начинал его как обычно, с ящиком пива и парой коробок пиццы. Эдакая личная традиция.
Колтер оказался вполне неплохим парнем и вроде бы между ними даже исчезла некая неловкость. Или это так показалось Блейку после третьей бутылки. Так что пострадав всякой фигнёй и побеседовав на всякие отвлечённые темы, он начал грузить парня кучей вопросов, которые его интересовали, при этом роясь в достаточно богатой домашней библиотеке своего знакомого, внезапно оказавшегося просто кладезью полезных знаний, а за всем этим делом время пролетело очень быстро и он сам не заметил, как наступил вечер, а он уже был изрядно хорош и неудержим.
- Слушай, а чего мы тухнем-то? Давай устроим небольшую вечеринку? Расслабимся?
Нет, он прекрасно понимал, что Гидеону это может не понравиться, но они же не собирались звать весь район? Просто пару неплохих ребят, с которыми можно будет весело провести время, напиться и поиграть в твистер. И вроде бы всё даже было нормально в первое время. Сам Фостер уже был в отрыве от реальности, да и Кай вроде бы не отставал, смирившись с тем, что угомонить вечеринку не получится. Но тут была очень тонкая грань, где Блейк ещё нормальный и где он уже не он. Собственно, грань эта размылась после очередной дозы, принесённой кем-то и он сам не заметил, как потерял контроль, а народ всё прибывал и прибывал, а время утратило всякое значение. Просто ему было дико классно. Точнее тёмной его стороне, которая под шумок и вылезла, став королём вечеринки в чужом доме. Спал он? Да тоже под вопросом. В нём сейчас бухла и наркоты было больше, чем в запасах наркокартеля средней руки.
А потом внезапный крик Хартли будто бы гром посреди ясного неба, выбивающий из него всю дурь. Да и рукоприкладство очень даже помогло. У него были явные проблемы и сейчас за свои действия придётся расплачиваться. Благо, спасение пришло откуда не ждали и Фостер получил возможность свалить по-быстрому, пока это было можно сделать. Он обязательно огребёт за всё, но потом.
1 октября 2016
- Кай, что вообще тут произошло? Я получил от него смску и рванул сюда, но так ничего и не понял. - Вот теперь, когда самая большая опасность была позади, я мог вновь паниковать и пытаться понять происходящее, а Кай, возможно, мог дать мне ответы на все эти вопросы. То что Хартли был не в себе, я уже прекрасно понял, но что же привело его к такому состоянию? Что могло заставить феникса слететь с катушек и начать устраивать такую жесть? У всего должна была быть причина. А тут Хартли уже начал перерождаться. Быстро он, однако. Это явно проблема, которую надо как-то решать, пока не станет понятно, как с ним бороться и что делать. - Может его водой? Смерть от неё замедляет перерождение, насколько я понял. Блядь, я даже не знаю что делать. Анна вроде бы вне опасности, но вот с ним-то как дальше? Я же с вами ёбнусь. - Зарывшись пальцами в волосы, я обессиленно хожу кругами, пока Кай убивает Гидеона в очередной раз, а потом просто сажусь на пол и закуриваю. Надо хоть чем-то себя занять на ближайшие пару минут и понять, как быть дальше.

0

4

Перед глазами всё мелькает, то наоборот становится медленным, заторможенным, словно кто-то невидимый регулирует качество изображения. И почти ничего слышно, то звук внезапно врывается в сознание и так же быстро исчезает. Тело ужасно болит, меня бьёт мелкой дрожью. Мне холодно. Мне очень холодно. Но всё о чём я могу думать - это мой сын, словно мученик, распятый на стене.
      Кап - кап - кап. Звенящие удары капель крови слышны отчётливее всего. Потому что, это важно. То, что имеет наибольшее значение. Это стекает алая жидкость моего ребёнка, роняя рубиновые слёзы на пол. Это страшнее смертельной агонии - её я готова переживать снова и снова, лишь бы только не видеть, не слышать мучений Кая. Но ему уже не больно. Боль душит меня сильнее, чем пальцы, смыкающиеся на моей шее и выбивающее последние остатки жизни. Я хочу сделать хоть что-то, но у меня нет сил, чтобы сопротивляться существу, которое обладает немыслимой мощью. Для него убить меня, всё равно, что мне раздавить каблуком ползущего таракана. Так же легко и без угрызений совести.
Я захлёбываюсь и собственной кровью, и от недостатка кислорода. Скорее на рефлексе, я пытаюсь схватить чужую руку, оторвать её от себя.
      "Давай же, Анна! Ты должна сделать хоть что-нибудь!"
      В слабеющем мозгу слабо сверкает огонёк-стремление, но он становится всё меньше и меньше, пока не превращается в совсем крохотный. Кровь из моих ран продолжает вытекать. Лежать в этой хлюпающей, пахнущей металлом, луже - именно такой мой конец? Увидев своего ребёнка прибитым к стене? Да лучше бы чертов раскол ковена, о чьей судьбе так пеклись! Ведь материнский инстинкт - он сильнее всего на свете, но и безрассуднее тоже. Но лучше так, чем продолжать жить дальше.
      Из темноты меня вырывает чья-то тень, чьё лицо я никак не могу разглядеть. Звук приглушён, точно я нахожусь в каком-то вакууме. Но кто-то продолжает сопротивление, вырывая меня из рук костлявой, недовольно скрежещущей зубами. Я знала, что когда-нибудь умру, но не никогда не задумывалась об этом. Одно стало ясно - это будет не здесь и не сейчас. Только не так. Боль отступает, холод остаётся, но он другой. Благодаря ему, я понимаю, что жива. Чьи-то руки подхватывают меня, не обращая внимания на обилие крови и уносят прочь. Я слабо качаю головой, пытаюсь выдохнуть имя сына, но получаются лишь хриплые, почти незаметные обрывки фраз. Я не хочу, чтобы у меня уносили, я хочу обратно. Хочу быть рядом с Малакаем. Отказываюсь верить в то, что мой сын погиб так страшно и так нелепо... от руки собственного отца. Это хуже, чем смерть и это хуже, чем моя скорбь. До ужаса отвратительно, мерзко и гротескно. По щекам сползают слёзы - я могу плакать. Уголки губ нервно дёргаются, не слушаясь, будто пытаются выдавить смех. Кажется, я начинаю потихоньку сходить с ума. Как же обрадуется Маркус, узнав, что тёмное дитя убито, а его мать лишилась разума от горя. Ещё совсем чуть-чуть, и начнёт созревать чувство вины от которого, мне не избавиться до самой смерти, а может, и после неё тоже. Оно будет следовать по пятам, мучить, напоминать о том, как я не уберегла своего ребёнка. Боже, почему я? Почему погибла не я?
Наконец, мне удаётся узнать в спасителе Блейка. Он оставляет меня в кабинете Гидеона одну и уходит. Я ещё слаба, но боль постепенно проходит. Стены сдавливают виски, находиться здесь совершенно невыносимо. Поэтому, я буквально подскакиваю, но не успеваю сделать и пары шагов, как падаю на колени, ударив кулаком по полу от бессильной злости. Мне хочется идти, бежать туда, но проклятый истощенный организм - мой, собственный - сейчас преграда на пути. И я заставляю себя мириться с этим, уперевшись ладошкой в стену и оставив кровавый отпечаток, я поднимаюсь осторожно на ноги, и не теряя найденной точки опоры, продвигаюсь к выходу из комнаты.
Самое страшное — когда прошлым становятся те, кто должен был стать будущим.©

26 октября, вечер
Машину снова тряхнуло. Анна бросила быстрый и недовольный взгляд в сторону водителя, но ничего не сказала. К чёрту! Лишь бы уже поскорее довёз до дома Гидеона. Колтер очень соскучилась по сыну, и сейчас, машинально, достала из сумки кошелёк, где хранилась небольшая фотография. Маленький Малакай сидит на коленях у своей мамы, широко улыбаясь. Но только потому, что мама долго упрашивала его это сделать. Женщина очень хорошо помнила этот день, когда к ним должен был прийти фотограф. Кая долго не могли отыскать. Обнаружила его сама Анна, в глубине сада, где он, в своём нарядном костюмчике, совершенно спокойно смотрел на то, как содрогается в конвульсиях синица. Откуда взялась эта кроха, было не ясно, но тем самым она подписала себе смертный приговор.
... - Малакай, что ты делаешь?
Мальчик обернулся, затем засунул руки в карманы.
- Мне стало интересно, а маленькая птичка умирает дольше, чем большая. Она уже так дёргается целую минуту - я посчитал.
Такие случаи были не редкостью, но Анна Бет так к ним и не привыкла. Видеть то, как семилетней мальчуган преспокойно созерцает чужие страдания - то ещё зрелище, отнюдь не для слабонервных. Но ведьма отличалась буквально стальными нервами, чтобы раз за разом объяснять сыну, что так делать нельзя.
- Тебе совсем её не жалко? Ей ведь больно, она мучается. Кай, послушай, - она присела перед ним на корточки и положила ладони на плечи. - Помнишь, что я тебе говорила? Так нельзя делать - просто так кого-то убивать. Если тебе хочется что-то узнать, то ты всегда можешь спросить у меня или у бабушки.
- Но я хотел сам.

...Сам...Сам...Сам... - эхом звенело в голове.
- Мэм, прибыли! - Из омута воспоминаний её вырвал голос таксиста, который внимательно поглядывал на пассажирку через зеркало. Анна поспешно кивнула, и убрав фотографию, вытащила из кошелька несколько купюр и протянула их мужчине.
- Благодарю, сдачи не нужно! - Ведьма поспешно выскочила из машины, прихватив чемодан и пошагала к дому.
Квартира Гидеона встретила её громкой музыкой, крепким запахом алкоголя и кучей молодых людей. Скептически изогнув бровь, глядя на весь бардак, который пытался разгрести Хартли, она тяжело вздохнула, бухнув чемодан на пол.
- Это значит вот так вы здесь развлекаетесь? Я к тебе сына для этого отправила?
Реакция была моментальной. Какой-то парень, которому феникс собирался мастерски бить рожу, воспользовался эффектом неожиданного появления Колтер и свалил поспешно. А сам Гидеон так и застыл от удивления.
- А ты ещё здесь откуда?
- Что, значит, откуда? С Луны свалилась. - Выдала Анна, закатив глаза. - Приехала навестить Кая, и как оказалось, сделала это очень вовремя.
Завидев знакомую, вечно растрёпанную шевелюру сына, ведьма не могла сдержать счастливой улыбки. Быстро приблизившись к Каю, она обняла его и чмокнула в макушку.
- Пожалуйста, только не говори мне, что это всё, чем вы тут занимались.

1 октября 2016
- Кай, что вообще тут произошло? Я получил от него смску и рванул сюда, но так ничего и не понял.
- Кай? - я еле выдыхаю имя сына. Но... Наплевав на то, что ещё несколько минут назад решила, что буду передвигаться по мере своих возможностей, я практически ввалилась в изуродованную гостиную измученным бледным приведением, заляпанным алыми мазками крови. И я не в силах верить своим глазам, едва хватило самообладания на то, чтобы вообще удержаться на ногах. Мой сын жив? Но что же я видела тогда? Иллюзия? Или Блейк успел вылечить его? Затем натыкаюсь взглядом на тело Гидеона.
- Какого чёрта?... - Что-то более осмысленное выдать так и не смогла. Прижав руку к животу, я на мгновение закрываю глаза, чтобы взять эмоции под контроль. Каких ответов можно ждать от Фостера, появившегося в последнюю минуту и пожинавшего последствия безумия, которое охватило Хартли?
- Погоди. Мы же не можем убивать его постоянно... - Мотнув головой, пробормотала я. Но время идёт, и чтобы выкроить его ещё немного, нужно в очередной раз умертвить феникса. Это предоставит нам ещё несколько минут для размышлений.
- Нам нужно как-то сдерживать его, прежде чем разберёмся, что с ним такое и как это вытащить из него. Есть идеи?
Удивительно, но я не испытываю злости к самом Гидеону. Я знаю,что в трезвом уме и памяти, он не навредил бы нам. Для остальных, он мог быть триста раз уродом и монстром, но только не для меня и не для Кая.

0

5

Перед тем как умереть, я успеваю прошептать всего одно слово. «Мама». Я хотел бы сказать больше, хотел бы попросить, что бы она простила меня за то, что я так ничего и не смог сделать. Не смог её уберечь, пусть даже и пытался изо всех сил, но всего этого оказалось слишком мало. И да, я знаю, она бы простила мне всё, что угодно. Даже и не обижалась бы, хотя вся моя жизнь – просто череда сплошных поводов, за которые она вполне могла бы меня возненавидеть на законных правах, и я бы, вот честно, не смог бы её за это осудить. Но не смотря ни на что, я по-прежнему был просто её ребёнком, всегда таким маленьким и непутёвым, нуждающимся в опеке даже тогда, когда говорил ей что-то вроде «я уже взрослый и вообще самостоятельная личность, хватит за меня переживать».
Вот только самого себя я простить не в силах. Думаю, я мог бы прекратить всё это ещё до того как произойдёт непоправимое. Если бы я мог увязать кое-какие факты воедино и не отвлекаться на несущественное, мне не пришлось бы наблюдать за тем, как ни с того ни с сего слетевший с катушек Хартли  пытается убить мою мать, да и меня заодно. Я не думал, что до этого дойдёт, честно, но эти оправдания уже больше ничего не стоят, и всё, что я смог сделать – выиграть ей немного времени, пытаясь отвлечь этого психопата на себя. А это было чертовски сложно, то есть, если вы когда-нибудь пытались остановить своим телом несущийся  на вас самосвал, то вы меня поймёте. Хотя человек, которому довелось бы пережить настолько яркий и незабываемый опыт вряд ли смог бы поведать о нём кому-нибудь кроме умеющего болтать с мёртвыми.
Я пытался оттащить его два раза, и оба он меня откидывал как бесполезную тряпку, наконец-то показывая насколько сильным существом может быть то, чем являлся Гидеон Хартли на самом деле. И ведь понимаете, ему на самом деле достаточно было бы пары секунд, что бы свернуть ей шею или сжечь дотла, но хотел он явно не этого. По причине какой-то дичайшей околесицы, которую нёс в последние минут десять, он хотел заставить её, да и меня, да и вообще всех вокруг страдать, и при том как можно дольше. И я не сумел поймать тот момент, когда от слов он перешёл к действиям, потому что вместо того что бы бить первым и наверняка, уже соображая к чему идёт, до последнего не верил в то, что нечто подобное может произойти. Это не укладывалось в моей голове.
От первого удара я вздрагиваю, будто это меня только что проткнули грёбанным мистером Ножом, и разом перестаю не то что соображать, дышать от дикого ужаса и время замирает. Должно быть, нечто подобное должен испытывать ребёнок, прячась за диваном пока бухой в слюни папаша устраивает в квартире разнос. Казалось бы, мне не понять, но я думаю, что чувство это очень похожее. Потому что я забываю о том кто я и что могу сотворить с любым, кто попробует сунуться к моей семье. С любым, кто угодно. Но, пожалуйста, только не Хартли. Я так привык к тому, что он рядом и на моей стороне, стал доверять ему настолько полностью и бесповоротно, что всё происходящее казалось самым нереальным ужасом на свете, рядом с которым меркло абсолютно всё.
Когда моё сознание включается, я обнаруживаю себя сцепившимся с ним не на жизнь, а на смерть на перепачканном кровью полу. Эта кровь теперь и моя тоже. Прежде аккуратная квартира в кратчайшие сроки становится местом настоящей бойни, не знаю, как в процессе мы умудрились не проломить стену наружу и не вылететь с последнего этажа, на котором она находилась, потому что все остальное здесь пострадало и от объёмов творимой магии, и от того что моим злосчастным телом здесь было разбито всё что было можно и нельзя в том числе.
Я понимаю только одно – моя мать умирает. Этим чувством я пронизан весь насквозь, мне нужно оказать ей медицинскую помощь или сделать хоть что-нибудь, боже правый, хотя не то что бы я самая религиозная личность на свете. Хотя бы остановить кровь, хотя и знаю – на самом деле я не могу сделать практически ничего, потому что ещё до того как я родился, мироздание решило что я заточен совершенно под другие вещи, в основном связанные с умерщвлением. Но сейчас я даже этого сделать не в силах, хотя мне, несомненно, всё-таки удалось переключить всё внимание Гидеона только на себя. Я уже даже и не помню что именно проорал в какой-то момент, нащупывая у него наиболее болезненную точку, мы вообще-то много чего сказали друг другу и хотя большей части причин всего того словесного дерьма, которое он успел на нас вывалить я не понимал, но зато вдруг понял куда ткнуть, что бы он наконец оставил мою мать в покое. Ну а после этого Хартли сделал одну сплошную болезненную точку из меня, причём в прямом смысле. Ему и самому досталось, но я чувствую, что безнадёжно проигрываю, потому что мои силы на исходе, а он всё не останавливается. Где же вся эта моя хренова «тёмная сторона», когда она была так нужна? Почему я чувствую себя таким слабым? Я даже не могу сражаться с ним в полную силу, словно внутри вырос мощный нерушимый барьер, потому что если я отпущу поводок самоконтроля, мать умрёт гораздо раньше, чем от просто потери крови. Моя магия ударит и по ней, и так еле-еле держащейся на зыбкой границе между жизнью и смертью. Мне остаётся только сводить последствия всего этого к минимуму, отбиваться от съехавшего с катушек «друга семьи», следить что бы всё это ни коим образом её не задело и при всём этом пытаться продержаться самому. Был бы здесь Фостер… но последнее, что я могу сделать в этой жизни – хотя бы на секундочку притормозить весь этот пиздец, попросив тайм-аут на звонок ему и сказать мол так и так, привет чувак, чё как оно, тут такое дело: ХАРТЛИ СЛЕТЕЛ С КАТУШЕК И ВОТ-ВОТ НАС УБЬЁТ, не мог бы ты ненадолго отвлечься и помочь?
Какое-то время мне везёт, а потом я оказываюсь прижатым к стене за шею. Не то что бы уже в первый раз, просто при этом он никогда не пытался меня убить. Это уже конец – в ушах звенит, перед глазами прыгают мириады чёрных точек, а ноги подкашиваются. Смотрю на него – выражение лица у Хартли то ещё, чистейшее безумие. Ну а я просто смачно харкаю на это дело слюной вперемешку с кровью и тут же чувствую, как ноги отрываются от пола. Перевожу взгляд на мать, цепляясь за душащую меня руку, смотрю до последнего, не отрываясь. Даже когда холодное острое лезвие пробивает меня насквозь, пришпиливая к стене, как насекомое на булавке, но я даже толком этого не чувствую.
Хотел бы я сказать ей, что всё у нас будет хорошо и это не конец. Даже пытаюсь это сделать. Всё хорошо, мама, мне уже совсем не больно. Я люблю тебя.
Но эти слова уже звучат только в моей голове, перед тем как всё окончательно меркнет.

25 октября 2016 года, одиннадцать с чем-то там утра – 26 октября, вечер.
Самое лучшее утро то, которое начинается глубоко за полдень. Впрочем, и так тоже сойдёт. Первые минуты после пробудки Колтер ещё позволил себе поваляться некоторое время, бездумно глядя в потолок, с удовольствием потягиваясь и только потом сообразил, что ему почему-то никто не мешает занимать всю кровать целиком, ибо такая роскошь доступна только в случае если спишь на ней в гордом одиночестве, а это на данном этапе жизни, было как-то ни разу не про него и уж точно не Гидеона, в чьей спальне он и находился.
Нет, поначалу-то Кай честно уходил к себе в комнату. Личное пространство, все дела, и ведь не то что бы Хартли его прогонял. Но как-то уж так получалось, что поначалу после того как всё заканчивалось некромант нашаривал разбросанную по всей комнате одежду, криво улыбался уголком рта и исчезал за порогом, отсвечивая в ночи голой задницей. А потом как-то остался – задремал, умаявшись, а будить-то его никто и не стал. Ну а потом пошло-поехало. Просто такие вещи имеют свойство становиться чем-то привычным самым незаметным, но полностью неумолимым способом. После событий с зеркалом в их жизни наступило определённое затишье, никак не мешавшее событиям развиваться именно в таком русле.
Конечно, идиллией всё это назвать было сложно, особенно потому что вопрос второй сущности встал перед Каем, который по-прежнему ничего не помнил, в достаточно острой форме, не смотря на то, что разговор с Гидеоном по поводу этой темы открыл ему глаза на достаточно многие вещи. Колтер стал фениксом, окей. Этакая мощная всесжигающая машина для убийства, да ещё, ко всему прочему тёмная и завладевающая его сознанием в самые неподходящие для этого моменты. Короче, совсем не тот рассказ, который ожидала бы услышать его мать, задавая вопрос о том, как там дела у её драгоценного отпрыска. Не говоря уж о том, что именно инцидент в катакомбах очень хорошо показал Каю тот малоприятный момент, насколько он не может доверять самому себе и нести ответственность за свои действия. И после этого он сделал очень крупную ошибку, которая очень нехило аукнулась ему в будущем, пусть даже это уже будет совсем другая история. Окончательно разделил себя и феникса, относясь к нему как к существу исключительно опасному, требующему мощнейшего контроля и на самом деле не имеющего к хозяину тела никакого отношения. Почему это была ошибка, если по сути тот же Гидеон когда-то рассудил примерно так же и, в конце концов, смог найти со своей тёмной сущностью общий язык, так что выход был вроде как верным? Ну, как уже и было сказано, это совсем другая история, потому что в случае с Каем всё оказалось не настолько просто. Он всерьёз подумывал о том, что бы попросить его забрать эту силу обратно, и останавливало только одно – неимоверно возросшая мощь собственных способностей. И пресловутое доверие к колдуну, который обещал ему в случае чего быть рядом и помочь справиться с последствиями.
Это утро отличалось от прочих ещё и тем, что на сей раз спал Кай крепко и без сновидений, просто уткнувшись лицом в шею Хартли и не вскакивая посреди ночи с невнятными воплями и прочими нерадостями жизни человека, пожинающего плоды сильнейшего эмоционального потрясения. И в итоге  первый раз за довольно долгое время сумел нормально выспаться.
А вот какого чёрта не спал Гидеон в такой прекрасный день, вроде бы не обремененный никакими планами и встречами – вопрос. Нарисовавшись на пороге его кабинета и прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, Кай сначала заулыбался, интересуясь причинами ранней пробудки, а потом тихо заворчал, исподлобья глядя на увлечённо пытающегося что-то сделать с беспорядком на его голове колдуна. Ну так, чисто ради приличия и совсем не сильно, потому что это было приятно. Далее по планам нарисовался душ и поглощение пончиков с попутным заливанием в себя кофе, так что Кай оставил его заниматься своими загадочными делами и отправился по уже намеченному маршруту, затем позвонил матери. Не смотря на вроде бы непринуждённый разговор осталось неприятное впечатление того, что она о чём-то умолчала. Но все были живы здоровы (пока ещё), а это главное. По всему выходило, что вопрос о его возвращении в ковен по-прежнему не сдвинулся с мёртвой точки и взрывал мозг. Кай не то что бы горел желанием, особенно теперь и по очень разным причинам, но поставить точку в этой истории с пророчеством что бы все, наконец, вздохнули спокойно ему ой как хотелось.
-Я с ним, или он со мной? Окей, не бери в голову,- с внезапным предложением Хартли подвалил к нему как раз в тот самый момент, когда Кай умиротворённо пролистывал на ноутбуке очередной список учебного материала и сопутствующих задач, прикидывая, чем бы из этого заняться в первую очередь. На переезде в Харвилл студенческая жизнь некроманта не закончилась, просто теперь из неё исчезли некоторые приятные вещи вроде общажных вечеринок. Ну да и чёрт с ними. Гидеону требовалось куда-то уехать? Не вопрос. Если бы тот нуждался в его компании, то сообщил бы об этом первым делом и Кай, ну разумеется, согласился бы. А так – зачем лезть? Если захочет, потом всё расскажет и сам. То, что они теперь близки – даже слишком – ещё не означает что у них одна жизнь на двоих и планы тоже, что бы друг перед другом ежесекундно за них отчитываться. Чёрт, да они вроде как и не говорили особо даже друг с другом на эту тему, принимая всё происходящее как данность. Колтера при этом просто всё устраивало, ведь не то что бы он собирался подвалить к Гидеону с кольцом и всё в этом духе, ну, вы понимаете,- Да без проблем, расскажем, поучим, всё такое. Стоп, это в смысле не говори? Хартли, твою мать.
Но чем-то очень взбудораженный феникс уже усвистел собирать вещички, предоставив Колтеру додумывать всё самостоятельно.
Фостер оказался вполне нормальным парнем – ну это насколько можно было считать нормальными всех тех кто был знаком с Хартли лично и так или иначе попадал на одну с ним орбиту для непосредственного взаимодействия. Посидели, пообщались, прояснили кучу интересующих Блейка вопросов по части магии, и всё это в спокойной такой дружеской обстановке под пиво и пиццу. Кай только и успевал что книги таскать, объясняя интересующий того материал. В общем, начиналось всё вполне обыденно и невинно, а потом вдруг вылилось в такую разудалую вечеринку, что некромант и сам диву дался, вспомнив былой отрыв во времена филадельфийского студенчества. Люди всё прибывали, причём сам чёрт знал, откуда они тут вообще берутся, и является ли хотя бы треть из них хорошими знакомыми Фостера, который, судя по всему, улетел в самые дальние дали наркотического экстаза и намеревался продолжать так до бесконечности. За ним было очень интересно наблюдать, потому что хороший и юморной, этакий свой в доску парень по имени Блейк превратился в полностью оторванное от реальности существо, за которым, тем не менее, вся эта толпа явно была готова идти хоть на край света.
Кай не представлял масштабов разноса который мог бы устроить вернувшийся Гидеон, но эту вечеринку проще было возглавить, чем предотвратить, и на время засунул здравый смысл куда подальше, сам к ней с удовольствием и присоединившись. А знаете, ему ведь этого не хватало. Просто вот так оторваться, побыв в шкуре совершенно нормального человека, не обремененного никакими фантастическими проблемами вроде каких-то там вторых сущностей. Пообщаться, потанцевать, поугорать и не думать ни о чём, что он, собственно, и сделал. Впрочем, до словившего наркотическую белочку Блейка Каю было явно далеко, потому что он всё никак не мог расслабиться и действительно поддаться всеобщему веселью, так что в какой-то момент оставил это занятие, глядя на беснующуюся в гостиной толпу, и пробился к Фостеру. Что, кстати, было довольно трудной задачей.
-Эй, Блейк. Блейк! Эхееей наркошам. Ты меня слышишь? Я конечно не в курсе, но по-моему нам пора всё это сворачивать, Гид будет не в восторге, а уже вечер и хрен там знает когда его принесёт обратно,- похлопав выделывающего какие-то неимоверные фигуры парня по спине Кай с неимоверным же трудом сумел обратить на себя его внимание. Слышать-то тот его слышал, но судя по затопившим всю радужку зрачкам нихрена не понимал. Некромант пощёлкал перед его лицом пальцами и тот неожиданно понятливо кивнул, куда-то метнулся с ошеломительной скоростью и почти сразу же принёсся обратно, настойчиво вручив стакан с бухлом. И продолжил дёргаться так будто его било током, или это танец был такой, чёрт его разберёт,- Окей, спасибо. Я понял. Буду нужен – найдёшь меня в кабинете.
Приподняв стакан над головой, дабы его не сбили прыгающие вокруг тела, давно уже слившиеся в один пёстрый хоровод, Колтер почувствовал нехилый такой щипок в области задних карманов джинс и дёрнулся, пролив половину на себя и окружающий народ. Всем было строго пофиг. Обернувшись, некромант заценил бессмысленную лыбу Блейка и оценивающие взгляды двух повисших на нём девчонок. Виновного определить было как-то сложновато. Пробормотав пару ласковых, Кай протолкался до кабинета, распахнул дверь и включил свет, к немалому своему удивлению обнаружив пытающуюся слиться в экстазе на письменном столе парочку, уже сшибившую на пол какие-то бумаги и папье-маше. Колтеру хватило всего одного взгляда что бы парень подскочил, пытаясь застегнуть ширинку и бормоча извинения, а его дама сердца и областей ниже пояса с визгом одёрнула юбку и побежала на выход. Не то что бы Кай был действительно зол, но сейчас ему определённо требовалось побыть в одиночестве и он не погнушался применить приём, резко изменивший его ауру с относительно нейтральной на действительно пугащую. Ребята этого, конечно, не видели, зато очень хорошо почувствовали, а внезапно проснувшийся с дикого похмелья инстинкт самосохранения и потребовал освободить помещение самым быстрым из способов.
Оставшись наедине с собой, Колтер и сам присел на край стола и уставился на стакан в своей руке. Повинуясь внезапному порыву, прошептал простенькое заклинание и цвет жидкости в нём тут же стал ярко-алым. Скривился и вылил содержимое прямо под корень чему-то похожему на фикус, стоящему в горшке на полу. Отлично, заботливый Фостер успел напихать туда наркоты, причём судя по её концентрации дозу рассчитывал как на молодого слона. Видать вспомнил, что Кай ещё в самом начале отказался, ну и всё-таки решил ещё раз попробовать подсобить ему с хорошим настроением.
Рассеянно прислушиваясь к музыкальной бомбёжке за дверью парень перебрался в кресло, и, после некоторых раздумий, достал непонятные рукописи, вынесенные из дома настоящего Хартли и уже переведённые Кайденом заметки. Чтиво оказалось неожиданно слишком увлекательным, некроманта раза четыре пытались побеспокоить – один раз поинтересовавшись где ванная, дабы привести в порядок перебравшего (Кай сильно наделяся что не Блейка), во второй принеся ещё столь же сомнительной выпивки, оставшиеся пару раз он не очень вежливо объяснял что не хочет по-быстренькому перепихнуться где-нибудь в уголке или даже прям тут, но спасибо, конечно. Нет, и никого сюда не пустит за тем же самым. Время снова перестало иметь какое-либо значение до тех пор, пока снаружи что-то не взорвалось и повисла блаженная тишина, не считая воплей Гидеона и визгов повалившей на выход из квартиры толпы. Именно она-то и отвлекла Колтера от записей.
Выглянул он как раз вовремя для того что бы заценить спину развившего скорость Флеша Блейка и Хартли, находящегося, похоже, в состоянии бешенства от происходящего и растерянности одновременно. Последним до мозга дошёл сигнал о том что это не единственный важный участник данной сцены. Некромант и опомниться не успел, как попал в крепкие материнские объятия, машинально сцепил руки за её спиной, прижимая подбородком макушку и глядя поверх на Гидеона, на лице которого застыло выражение примерно такого же охуения, как и у Колтера.
В общем-то по сравнению с большинством народа, уже успевшего сбежать от гнева альфа-феникса и уж тем более, по сравнению с Фостером, Кай выглядел даже более-менее цивильно, при том что ещё с ночи беснующаяся толпа не помешала ему принять душ и сменить прокуренную, мокрую от пота одежду на чистую. Правда при этом там пару раз чуть не выломали дверь, но не суть. Но поскольку Кай не строил из себя совсем уж пай-мальчика, дышать перегаром на маман всё равно не рекомендовалось.
-Привет, мам. Привет, Гид. Рад вас видеть. Нет, ну я всё-таки надеялся что у меня будет хотя бы пара часов что бы навести тут порядок и припрячь к этому дела Фостера, но что-то как-то не срослось,- рассудив, что лучшая защита – это нападение и покерфейс, Колтер сделал максимально непринуждённый вид, при этом стараясь особенно не заценивать масштабы творящегося в квартире беспорядка. Поскольку Хартли уже успел задать самый главный интересующий вопрос и получил на него весьма ехидный ответ – очень в духе матери, вот честно, Кай только вздохнул и позволил себе на секунду действительно расслабиться, прижимая её к себе. Она здесь, и ничего не изменишь. Тут скорее всего будет куча расспросов и может быть даже пара скандалов, но это немного попозже, а пока…
-Чемодан, мам. Что, дома всё так плохо, что они согласились отпустить тебя ко мне? Почему ты мне ничего не сказала?- не дожидаясь ответа некромант поцеловал Анну в макушку и тут же рванул к двери, уворачиваясь от карающей длани грозящего в своей обычной манере схватить  за шкирку Хартли, после чего мило ему улыбнулся, подхватывая чемодан и унося его в гостевую комнату.
Откровенно говоря, вопрос насчёт того чем они тут с Гидеоном занимались был не особо хорошим в плане… Да вообще всего, потому что за прошедшие почти два месяца наворотить делов они умудрились с вагон и маленькую тележку.
И Кай был отнюдь не уверен, что матери из всего этого понравится хоть что-нибудь.

1 ноября 2016
В бесконечной темноте очень хорошо. Здесь тихо, нет боли и лишних мыслей. И удивления, а я, поверьте, очень хотел бы удивиться тому факту, что после окончательной физической смерти моё самосознание всё ещё функционирует. Последние кадры из жизни застывают перед глазами, позволяя разглядеть всё в мельчайших подробностях. Я мёртв. Когда-нибудь это должно было произойти, хоть и жаль что всё получилось именно так. После окончательной физической смерти некоторые некроманты становятся личами, но думаю что этот случай не про меня, для этого нужно быть слишком сильным и знающим неизмеримо больше. Я изучал этот вопрос, но понимал, что в силу молодости и неопытности пока ещё не в состоянии понять, как именно должен происходить этот процесс. Пытаюсь собрать всю картину воедино. И когда это получается, неожиданно запускается процесс перерождения и меня буквально выдергивает обратно.
Ах, да. Я ж бессмертен, Гидеон что-то про это говорил. Или точнее то, что живёт во мне, не даёт умереть окончательно, возрождая из пепла. Это нечто сейчас должно было занять главенствующую позицию, позволив моему разуму провалиться в блаженное небытие, но все мои мысли занимает мать и я нахожу в себе неведомые силы отбросить тварь внутри себя подальше, «включаясь» в реальность как раз вовремя для того что бы увидеть как Фостер уносит её в кабинет. Жива, и всё более-менее нормально, я это знаю, вернее – прекрасно чувствую. Некромант я или кто, чёрт возьми.
Феникс подавлен, но мой гнев только усиливается даже без дополнительной подпитки в лице затаившейся «тёмной стороны». Я и сам по себе не самый хороший человек в мире, особенно если кто-то угрожает моим близким. Особенно, если то, что я чувствую – это эдакий коктейль из неверия и просто бешенной ненависти. В том числе и к самому себе, за свою слабость и недальновидность.
-Его воскрешение идёт медленнее, чем должно,- говорю Блейку вместо ответа на первый вопрос, почти не слыша собственных слов, это просто стороннее наблюдение. Мозги пытаются хоть что-то анализировать и вернуть своего обладателя к действительности, ну и голос разума заодно включить, как же без этого. Из кабинета слышен шум и на его пороге появляется моя мать, бледная, вся измазанная кровью, но относительно невредимая. Я хочу хотя бы порадоваться, сказать ей что-то, но бездна жуткой ненависти внутри меня давит абсолютно всё кроме желания растоптать и убить как можно более болезненным и мерзостным способом. Они говорят что-то о воде, но я по-прежнему не слушаю, внимательно наблюдая за Хартли, прокручивая в памяти последние сказанные им мне слова. И о том, что из него нужно вытащить какую-то гадость, которая им управляет, а он совсем не виноват. Он же такой на самом деле хороший и добрый этот, мать его, Гидеон. Он не мог сделать ничего подобного по собственной воле, думает моя мать, даже после того как он проделал в ней ножом несколько дырок. Ничего, я тоже так когда-то думал, все мы рано или поздно ошибаемся.
А я молчу, терпеливо дожидаясь, когда Хартли окончательно придёт в себя. Хлещущая из перебитых труб в ванной вода стекается в разрушенную гостиную через дыру в стене, повинуясь моей воле. Кажется, я и сам стал этой водой. Понимают ли моя мать и Блейк, что видят сейчас один из самых чудовищных парадоксов, которые только можно придумать в отношении феникса? Лично я – нет. Мне абсолютно на всё это насрать.
Вода течет под ногами, размывая размазанную по полу кровь, окрашиваясь ею. Я подхожу ближе и Гидеон встаёт, безошибочно определяя на кого из нас троих следуя переть неумолимым танком. Я не вижу в его глазах ни малейшего проблеска осмысленности, только в какой-то момент кажется, что ловлю что-то оставшееся от него, прежнего. Но сейчас я не допускаю мысли о том, что им кто-то управляет. Это он и есть. На самом деле он всегда был таким.
И когда он кидается ко мне, я просто взмахиваю руками и заключаю его голову в водный шар. Поверьте, я бы никогда в жизни раньше не сумел сделать вот так вот просто ничего подобного, не смотря на то что склонность к водной стихии явно передалась мне от матери. Но дар некроманта определил весь дальнейший путь за меня и я никогда даже не пытался её освоить. То, что я сейчас делаю больше похоже на какое-то там по счёту чудо света, учитывая, что позже я вряд ли могу вспомнить как это сделал и уж тем более повторить.
Совершенно спокойно наблюдаю за тем как Хартли лупасит руками по воде, тщётно пытаясь избавиться от душащего его шара. Я не понимаю, что сам сейчас выгляжу ничуть не лучше чем этот психопат, когда пытался свернуть шею матери.
-Говорят, вот такая смерть одна из самых мучительных,- улыбаюсь я, чувствуя, как он умирает. Хартли не вдохнёт до тех пор, пока боль от нехватки кислорода в голове и лёгких не заставит его это сделать, осталось не так уж и много. Подхожу ближе и встаю прямо перед ним, глядя на его искажённое лицо в толще воды. У меня самого из носа течёт кровь, и я жутко бледен, потому что моё же собственное тело больше не принимает творимую мной сейчас магию. Но мне по-прежнему наплевать и я по-прежнему ничего не замечаю,- Думаю, я немного помогу ему, никто не против?
Давление в водном шаре увеличивается настолько, что присутствующие могут воочию наблюдать, как голова феникса просто сплющивается. По жестокости и отвратности это зрелище может посоперничать с очень многими, входящими в эту категорию. Тело падает на пол, и я оседаю тоже, начиная раскачиваться из стороны в сторону.
Если бы Хартли хотел, он нашёл бы что этому противопоставить. Или если бы мог?
Меня будто отпускает и тут же начинает трясти. Даже зубы стучат. Похож на припадочного. Размазываю по лицу кровь и пытаюсь выдавить хоть что-то, но не получается. Жутко холодно, жутко страшно. Это похоже на паническую атаку. Я пытаюсь выдавить хоть слово, но не получается, глядя на лежащее передо мной тело.
О да, я некромант. И при том очень хреновый, раз сразу не заметил одну очень пренеприятную вещь – Гидеон и так умирал. Возможно, ещё с того момента как вернулся домой. Я много чего увидел в его глазах в эти последние секунды, просто не хотел понимать, ведомый слепой злобой и жаждой отомстить и причинить боль.
А теперь его тело лежит передо мной и у нас есть с пару часов в запасе, но вместо того что бы думать что делать дальше я продолжаю раскачиваться и смотреть на труп человека, который успел стать эпицентром моей жизни.

0

6

Нет ничего более ужасающего и омерзительного, пронизывающего злобой и отчаяньем до глубины души, чем наблюдать за тем, как твой мирок, строившийся целую вечность, только начинающий наполняться уютом и светом, с диким трудом выстроенным доверием и гаммой позитивных эмоций, что придают тебе сил и говорят о том, что возможно ты жил не просто так, в одно мгновение разрушает тот, кто как две капли воды похож на тебя, обладает твоим лицом, твоими манерами, твоим голосом и твоими мыслями. Тот, кто находится в тебе самом и кому ты не можешь сопротивляться, как бы ты ни пытался этого делать. Рушит, стирает всё ценное и важное в такую мелкую пыль, разбивает на такое количество осколков, что кажется, будто ты больше никогда не сможешь это собрать воедино, потому что самые важные детали попросту исчезнут, а без них всё это не имеет никакого смысла. А всё, что ты можешь - это бессильно наблюдать за этим со стороны, беспомощно царапая воздух и не имея возможности сделать ровным счётом ничего. Кричишь во всю глотку, пытаясь сделать так, чтобы тебя заметили, но всё бессмысленно. Ты здесь лишь наблюдатель, но никак не участник событий, который хоть сколько-нибудь может на что-то повлиять. Просто стоишь и смотришь, как теряешь всё, что у тебя когда-то было и глядя на это, понимаешь, что умереть по-настоящему - это не такой уж и плохой вариант в данном случае, потому что даже если ты каким-то чудом выживешь, то жить тебе совсем не захочется.
Кай. Человек, который за столь короткий срок умудрился стать для тебя смыслом жизни, подаривший тебе за последний месяц поистине бесчисленное количество положительных эмоций и самым дорогим созданием в этом мире. Сейчас он видит в тебе только монстра. А ты ведь и сделать с этим ничего не можешь. Ни-че-го. Просто в один момент ты становишься для него абсолютно чужим человеком, предавшим его доверие и чувства. А ведь притворялся хорошим, добрым, надёжным. Тем, кто в любой ситуации поддержит. Но нет, в один миг не стало ничего этого и для него ты теперь самый большой монстр на этой планете. После сегодняшнего случая он не будет больше доверять никому. Прости, Кай, но даже моя скорая смерть не сможет изменить это. После всего, что я натворил и после этого предательства, которое видите вы с Анной, отсутствие меня в этом мире - слишком малая цена для того, чтобы искупить всё то, что сделано моими руками и сказано мной. Прости, но больше я себе не принадлежу и ты, наверное, никогда не сможешь понять того, насколько меня сейчас разрывает от собственного бессилия и в какой моральной заднице я сейчас нахожусь. Мне жаль. Всё, что я могу сказать - это сраное "мне жаль". Будь у меня такая возможность, после всего этого я бы валялся у тебя в ногах и всеми силами вымаливал прощение, запихнув куда подальше свою гордость и эго. Но я не смогу этого сделать. И, мать твою, в какой-то степени даже забавно: я пережил столько дерьма, которого хватило бы не на один десяток человеческих жизней, я оказался настолько силён, что убил альфа-феникса и смог убить бога, а меня убивает нечто неведомое и я не могу от него защититься. И если бы я мог рассказать об этом, то я бы обязательно рассказал о том, как страшно это создание, что сидит во мне. Мне страшно не за то, что я лишился своих сил и я не боюсь того, что скоро умру. Кай, оно сломало меня. Мою волю. Подавило во мне всяческую надежду на то, что всё может быть хорошо. Я не вижу больше вариантов, не вижу перспектив и не вижу надежд, нет выхода. И вот это действительно страшно. Я словно долблюсь со всей силы в невидимую стену, которую не способен даже поцарапать. Лишь изредка мои удары достаточно сильны для того, чтобы я смог хотя бы на пару секунд взять контроль над телом, но всё это теперь совершенно бессмысленно. Печально, но теперь здесь от меня не осталось практически ничего и с каждой минутой меня становится всё меньше. Честно, я теперь сомневаюсь в том, что в конечном счёте от меня останется хотя бы крупица сознания. И меня накрывает просто истерический хохот, которого никто из вас не видит. Я умру в забвении. Жалким подобием пародии на бледную тень себя самого. Я смеюсь над тем, насколько же я беспомощен.
Всё, что мне остаётся - это думать. Просто думать. Вот только я уже, наверное, всё понял. У меня было время всё обдумать, обессиленно сидя в дальнем уголке собственного сознания. Но какой толк от этого? Захотите ли вы меня понять и помочь, если я смогу до вас докричаться? Или, быть может, дать вам возможность наблюдать смерть чудовища и не пытаться исправить ничего? Наверное это будет проще, чем пытаться восстановить ваше доверие если я каким-то чудом смогу выбраться из этого дерьма. А хочу ли я теперь из него выбираться? Я уже не уверен. Я уже просто не могу бороться. Знал ли я что всё так выйдет? Определённо я об этом догадывался. К чёрту всё, сделайте так, чтобы я не смог навредить вам ещё сорок часов и всё, я умру, а вы будете жить дальше. И, надеюсь, сможете когда-нибудь стать счастливыми или вся эта ситуация хотя бы не оставит на вас такого большого следа, какой она может оставить.
Что, Хартли, совсем сдался, да? Слабак. Так и будешь наблюдать за тем, как эта тварь будет уничтожать всё, что тебе дорого? Ты для этого шёл на самый верх, чтобы так бездарно сдохнуть? Для этого ты всеми силами цеплялся за жизнь? Шёл по головам и щёлкал свои цели как орешки для вот этого всего? Чтобы смотреть, как люди, которыми ты дорожишь, страдают от твоих же рук и ненавидят тебя за твои действия, которые совершает кто-то за тебя, а ты как тряпичная кукла валяешься в куче грязи, наблюдая, как тебя унижают и жалеешь себя? Знаешь, у меня для тебя плохие новости, я знаю твою цену. Вот тебе один цент и я жду с него сдачу. Давай, смотри как твой мир разносят по кусочкам и плачься, что ты ничего не можешь сделать. Ты достиг всего не имея ничего и ты сейчас хочешь сказать, что пока ещё можешь бороться и не хочешь этого делать? Тогда может быть они все правы и ты просто кусок жалкого дерьма? Наверное да. Посмотри с какой ненавистью на тебя смотрит Кай. Видишь? Для него ты монстр. Для него ты тот, кто предал всё и слетел с катушек. Ты ещё жив и самое время вспомнить, что ты - несущий смерть, мистер зу'Крайн, который почему-то назвался чужим именем. Ты же, мать твою, один из самых хитрожопых людей на этой сраной планете и позволяешь какому-то магическому паразиту уделывать тебя как сопляка, которым ты был пять сотен лет назад. Насколько классно тебе это осознавать? БОРИСЬ, БЛЯДЬ! Или сдохни как жалкое ничтожество, отвергнутый всеми. Отключи свои сраные эмоции и вытри сопли. У тебя есть ещё сорок часов для того, чтобы придумать, как выбраться из этого болота. Ты хочешь сказать, что этого мало? Пусть у тебя сейчас нет сил, но у тебя есть мозги. Грёбаный багаж знаний, который хранится в твоей черепушке. И ты хочешь сказать, что этого мало? Давай тогда сдачу с цента и вали на все четыре стороны. Ты бесполезен и ничтожен, а эти люди - они не заслужили того, чтобы знать такого неудачника как ты и уж тем более любить его. Они заслуживают куда как большего. Мне тебя жалко.
Но холодный разум - это совсем не то, что мне сейчас нужно. Я изменился. Я уже не тот Гидеон, которого все знали. Мои силы теперь исходят не от холодного и ясного ума, но от эмоций, что сейчас переполняют меня. От чувств, что я испытываю к этим людям, которых могу назвать своей семьёй. От чувств, что я испытываю к Каю, который просто не заслужил такого предательства ещё и от меня. И я вновь луплю по этой невидимой стене. Разбиваю её на куски, пока этот чёртов паразит прёт на Кая. Нет, я не могу позволить тронуть его ещё раз. До тех пор, пока я могу сделать хоть что-то, эта тварь не тронет никого. И с очередным ударом, в котором собралась вся моя злость, я разбиваю эту стену, перехватывая на контроль на жалкие секунды, смотря на Малакая, который всё ещё не осознаёт, что это не я. Его злость - это его оружие. Может быть оно и к лучшему, но сейчас в моих глазах читается всё, что я к нему чувствую и всё, что я не могу ему сказать. Просто не успею. А если бы успел, то плевать было бы мне на Анну и что она там подумает. Останавливаюсь на секунду. Я вижу его взгляд. Я его знаю. И я прекрасно знаю, что этой секунды ему хватит для того, чтобы меня сейчас прикончить. Пока это лучший выход, потому что, честно говоря, я не придумал, что делать дальше. И как только он создаёт вокруг моей головы шар из воды, я вновь ухожу на задний план и закрываю за собой дверь, пока меня убивает. Паразит сейчас страдает в предсмертной агонии, а я заворожённо смотрю на эту магию и даже испытываю некую гордость за то, что передо мной стоит самый настоящий магический парадокс, порождённый моими действиями. Феникс, использующий магию воды и не нуждающийся ни в каких дополнительных средствах. Колтер, знал бы ты, как ты сейчас прекрасен в своём смертельном гневе, который даст вам ещё несколько часов на то, чтобы придумать, что со мной делать дальше. У тебя всё ещё впереди, парень. Ты станешь великим, поверь. Со мной или без меня. Так, это что? Нет-нет-нет, парень, только не эмоции. Они тебе сейчас ничем не помогут, неееет. Нельзя. Но в то же время, смотря на него, я понимаю, что он тоже всё наконец-то понял. Почему-то от этого становится чуточку легче. Не легче мне становится только от того, что я смотрю на своё мёртвое тело, но сам уже не отправляюсь в забвение, словно с каждой минутой всё больше отделяюсь от него и привязан к нему вообще каким-то чудом. Что ж, раз смерть мне больше не страшна, я могу передохнуть и понять, как мне быть дальше. Интересно, как паразиту сейчас находиться за гранью? Нравится? Нет, тварь, я с тобой ещё поиграю и плевать мне на то, что ты можешь меня убить. Пока я здесь - я хозяин. У меня ещё есть время.
26 октября, вечер
- Ай, блядь, за что? - Я словил мощный подзатыльник от Анны, которой явно не понравилось то, что она только что видела. - Я вообще жертва обстоятельств, отъехал на день по делам, приезжаю, а тут вот такой пиздец. Иди лучше сына обними, а не избивай старых и больных людей, стерва злая. - И снова ловлю подзатыльник, а потом в спину ей корчу рожи. Претензий к Каю у меня нет, а вот Фостеру голову придётся отбить. Вот только сейчас меня слегка подбешивает то, что я не могу подойти к Колтеру и точно так же обнять его, прижать к стене и впиться в губы жадным поцелуем. Анна, хоть и свободных взглядов, но явно не оценит такого поворота, поэтому я лишь вздыхаю, смотря на него и беспомощно развожу руками.
- Нет, мы тут ещё трахались по всем углам без отдыха всё это время, бухали, снимали шлюх и убивали их в практических целях. Ну и так, между делом, я снял с него то сраное проклятье. И хорошо кормил. - Ничего не могу с собой поделать, во мне просыпается саркастичная сука, которой дай только повод поглумиться. Не надо ей знать, чем мы занимались тут на самом деле. Хотя про секс я почти правду даже сказал. И самое смешное, что она не сможет понять, прикалываюсь я или нет. Вот это мне всегда нравилось, никто никогда не понимает, когда я шучу, а когда нет и это взрывает им мозг. - А у тебя как дела? Как Маркус? Понравились ему мои побои? Кстати, он привёз с Антарктиды пингвина в подарок? - Говоря о том случае, когда я заколдовал его дверь. Я сделал из неё замечательный портал на южный полюс. Я же не совсем изверг, отправлять его на северный. Не думаю, что этот козёл это оценил, но мне как-то до лампочки. Ну да ладно, пока у Кая есть замечательная возможность провести время с матерью, а у Анны - с сыном, так что пусть предаются этой семейной идиллии посреди кромешного трэша, а я уж так и быть, сыграю в гостеприимного хозяина и, закуривая сигарету, плетусь на кухню, по ходу дела подбирая недопитую бутылку вискаря. Не из моих запасов, на чём спасибо. Делаю глоток и тут же выплёвываю всё обратно, представляя собой весьма комичное зрелище.
- Точно Фостеру голову отобью и не посмотрю на то, что он феникс. Кай, ты же не пил это дерьмо?
И меня бесит этот бардак. Серьёзно. Вот как бы не сказать, что я прямо такой человек, который ценит чистоту и порядок, в отдельные моменты времени я и сам могу засрать квартиру так, что потом неделю буду её убирать, но вот сейчас это реально бесит. Поэтому приходится прибегнуть к определённым магическим манипуляциям и через пару минут здесь снова всё чисто. А ещё никто может быть и не заметил, но я впервые за долгое время пользуюсь зажигалкой. Огонь меня не слушает вообще и мне это очень не нравится. Подхожу к плите и включаю огонь, незаметно подставляя руку. Не больно и не горю. Всё так же горяч и огнеупорен. Может просто устал? Скорее всего, а то состояние у меня мягко говоря не очень. Вымотался я изрядно и надо бы отдохнуть. Но сначала ужин. Поэтому вопреки обычной традиции заказывать пиццу или суши, я готовлю сам. Да, Колтер сейчас может удивится, но я умею готовить. Тем более себя надо пока чем-то занять, потому что присутствие Анны создаёт какую-то очень неловкую атмосферу. Возможно из-за того, что её никто особо-то и не ждал здесь увидеть, а потому морально к такому подлому удару готов не был. Это даже хуже, чем проделки проказника Гитлера с Польшей в тридцать девятом году. А ещё я понимаю, что сегодня будет вечер очень неудобных и неловких вопросов и ситуаций, которые так или иначе будут возникать, поэтому лезу к парню в голову.
- Кай, ради всего святого, не палимся. Мы тут занимаемся обучением тебя и моими экспериментами, а иногда я целыми днями пропадаю по своим делам. Узнает о произошедшем - нам с тобой отобьют всё, что только можно.
Я даже сходил в магазин и купил все нужные продукты, которых не хватало, а часа через полтора был готов серьёзный такой ужин из десяти блюд, которым можно было бы накормить всю ораву, что ещё недавно устраивала форменную вакханалию в моей квартире. Нашёл в своих запасах даже бутылку очень неплохого винишка, которое прекрасно к этому всему делу подошла, но кажется я действительно безумно устал, потому что ужин в горло не полез вообще. Да и с настроением дерьмецо, поэтому выпив пару бокалов за разговорами, я абсолютно честно отправился спать. А поскольку спален у меня всего две, а Анна явно не на вечер заявилась, то я предпочёл спать у себя в кабинете, благо диван там просто прекрасный, уступив обе спальни своим гостям. И тут же понял, что без Колтера сон не идёт вообще никак. Слишком пусто и слишком одиноко что ли. Поэтому в попытках уснуть, я продолжил изучать всё это дерьмо, связанное с изолированными и отсталыми чёрными народами, где меня ждал небольшой сюрприз, который помог осознать за что же я получил по голове и был отправлен куда подальше. И вот тут-то у меня стали закрадываться очень нехорошие подозрения. Причин было две: во-первых, я так не уставал никогда, эта усталость была какой-то другой, будто я просто теряю силы на ровном месте, во-вторых - отсутствие возможности использовать магию оня, а для феникса - это, мягко говоря, очень странно. В-третьих, внимательно обдумав последние пару часов, я понял, что к моим собственным эмоциям начинают добавляться те, которые явно не мои. Не то что бы они мне не свойственны, но конкретно в данный момент - это точно не я. Твою мать, кажется я умираю. И если моя догадка верна, то у меня осталось семь дней. Твою. Же. Ж. Сука. Мать.
27 октября
Плохие новости, мир. Мне не стало лучше. Кажется, что только хуже. Да и моё отражение в зеркале как бы едва заметно, но начинает намекать на то, что я прав. А ещё я не могу собраться. Какое-то очень рассеянное состояние, когда за что не возьмёшься - всё валится из рук, поэтому мне необходимо концентрироваться с удвоенной силой. Кай уже не спит, а Анна, судя по звукам в душе, поэтому я нагло прижимаю его к стене и жадно целую, шепча в губы о том, что скучал. Хотелось бы, конечно, не только целовать и не так быстро, но что поделать? Надо просто пережить то время, что Анна гостит у нас и всё вернётся в прежнее русло. Это если я, конечно, не умру. Может я излишне паникую и всё это - дерьмо и я слишком мнительный, но за пятьсот лет я привык доверять своей жопочуйке. А если я прав, то лучше бы подстраховаться. Поэтому быстро запихнув в рот кусок вчерашнего пирога, я дую во второй душ и через полчаса уже сваливаю из квартиры, стараясь не пересекаться с мамочкой. Пора бы съездить по душу господина Фостера, к которому у меня будет очень и очень серьёзный разговор на целый день.
И через сорок минут я уже выламываю его дверь, пока этот долбаный наркоша отсыпается. Придётся вывалить на него пару не очень радостных новостей и очень кратко, ёмко и в степени понятной даже для клинических дебилов изложить суть всего происходящего. Не смотря на некоторые его особенности развития и поведения, парень он очень сообразительный и толковый, перспективный. Возможно, за недельку успею сотворить из него нормального толкового феникса. Пора бы мне вспомнить, кто у нас тут самый продуманный и предусмотрительный тип в Харвилле, а это значит, что я должен перебрать все варианты развития, выбрать самый вероятный, самый невероятный и быть готовым к обоим вариантам развития. На то мне и дан мой гениальный ум, который в трудную минуту не раз спасал мою божественную задницу. Главное в этой игре не переиграть самого себя.
27 октября, парой часов позже
И вот мы с Блейком стоим в центре его гостиной и ругаемся, потому что он тупой как пробка и упорно не хочет понимать, что я ему объясняю, совершенно не въезжая в суть происходящего, считая, будто бы я его разыгрываю в отместку за вечеринку, которую он устроил у меня дома. Боже, я не знаю, как ещё что-то объяснить или доказать этому придурку.
Искра. Буря. Задолбал. Я стреляю ему в голову.
1 ноября
И всё таки оно вертится. Моё желание уделать паразита вертится на его члене. В целом я был прав, изначально охарактеризовав его как аналог Венома. Он так же постепенно завладевает мной и берёт контроль. Убивает меня. По какому принципу он действовал? На осознание этого меня натолкнула тема с тем, что я не могу использовать магию огня, а мой внутренний феникс вообще молчит. Как же убить феникса? Да, оказывается, проще пареной репы, потому что этот принцип я использовал в схватке сам. Его магия очень незаметно вплелась в мою собственную, сливаясь с ней воедино и меняя её. И первым делом он отключил самого феникса и магию огня, которая несёт ему верную смерть. То есть, по сути, он сейчас максимально защищён, потому что сам я, как феникс, существо огнеупорное, поэтому внешние пламенные приветы мне не страшны, а внутренние он отключил сам. И теперь он просто высасывает из меня силы и чем слабее становлюсь я, тем сильнее становится он. Моя регенерация ухудшается, а время перерождения увеличивается. Всякие обряды экзорцизма тоже не работают, уже проверили. Да и как изгнать существо, которое плотно связано со мной, будто всегда являлось частью меня? Да никак. Но сейчас эта мразь начала играть по моим же правилам и теперь я вновь в сознании и даже владею собственным телом, возвращаясь к жизни. Но сил у меня уже нет. Блейк молодец, успел сообразить, что надо сделать, поэтому я сижу в дальней комнате, в магической ловушке, из которой не смогу выйти и которая не даёт мне использовать силы. Но есть одна серьёзная проблема. Я нахожусь в полном, мать его, бреду. Эта тварь ловко манипулирует моим сознанием, насылая кошмары и путая реальность с иллюзией настолько хорошо, что я не в силах отличить, где правда, а где ложь, потому что для меня всё реально. И где-то на задворках сознания я понимаю, что он с ним играет, но эта тварь нагоняет на меня воспоминания о том приключении с Деймосом, поднимая на поверхность самые страшные моменты, которые скоро попросту сведут меня с ума. По ощущениям у меня осталось часов тридцать пять, не больше. И пока у меня нет никаких идей, как избавиться от паразита. Просто никаких. Я не знаю, как победить то, что боится огня, не имея возможности этот огонь вызвать и снять от него защиту. А ещё понимаю, что теперь моё присутствие у руля - это его "щедрый" подарок. У меня уже реально не хватит сил на то, чтобы вновь пробиться наверх, если он этого не захочет. Но я пока ещё что-то соображаю и пытаюсь не сдаваться. Выныриваю из кошмаров и смотрю на стоящих передо мной Кая, Анну и Блейка. Всё, что я сейчас могу - это грустно улыбнуться им.
- Плохие новости, ребят. Я умираю, у меня осталось часов тридцать пять и пока у меня нет плана, как мне вытащить из себя это дерьмо. - Нервно смеюсь и пожимаю плечами. Захожусь в тяжёлом кашле и выплёвываю кровь. Да, похоже мои дела совсем плохи. И с каким-то непередаваемым чувством тоски и вины я смотрю на Кая. Я виноват перед ним во всём и никак не могу это исправить. - Прости.

0

7

Обычно мне не свойственно чувство страха, но знаете, когда феникс использует магию воды, особенно в свете той информации, что я знаю - это как-то немножко перебор, заставляющий знатно наложить в штаны, особенно если учесть то, какой у Кая был в этот момент взгляд. Не сказать, что я много всякого в жизни повидал и меня ничем не удивить или не пронять, но то, как он в очередной раз лишил жизни Хартли, заставило меня как минимум вздрогнуть и теперь вряд ли я засну сегодняшней ночью. Одно дело видеть такое дерьмо в кино и совершенно другое - наблюдать за этим в реальной жизни, так что я, пусть и успевший повидать всякой разной жести, работая в полиции, еле сдержал рвотный позыв. И вроде бы ты понимаешь, что человек скоро воскреснет и всё такое, но всё равно от этого очень не по себе.
Кай, наверное, единственный из нас, кто до последнего момента упорно не хотел понимать, что перед ним сейчас далеко не Гидеон. Нет, тот, конечно, тоже горазд творить всякие непотребства и всё такое, но сейчас это был действительно не он. Это понимала Анна, которая явно знала его лучше меня, это понимал я, потому что нахожусь в курсе всей этой ситуации и в данный момент, наверное, готов к ней больше всех, но этого не понимал Колтер, по которому было очень даже заметно, что Хартли сейчас был для него не просто чудовищем, а тем, кто предал и растоптал его лучшие чувства. Как Анна этого ещё не заметила? Или она просто не хотела видеть то, как эти двое друг на друга смотрят? Может быть оно и к лучшему, но в последнюю секунду я увидел, как он смог перехватить контроль, совсем ненадолго. Я видел этот взгляд обречённого человека, чей мир в данную секунду просто идёт ко дну и который не может сделать с этим ровным счётом ничего. И я видел взгляд некроманта, который до этого не понимал ровным счётом ничего. Но всё же смог понять. Возможно принять. Что он сейчас чувствовал? Наверное, я никогда не смогу испытать того же и, честно говоря, не хочу. А вообще, если так подумать, то проще всего во всей этой ситуации мне. Я толком не знаю ни Кая, ни Анну, ни Гидеона. Ни к кому из них я не испытываю таких чувств, чтобы ощущать боль утраты или предательства. Я просто делаю всё, что только в моих силах, потому что не могу взять и пройти мимо. Наверное поэтому я сейчас аккуратно приобнимаю Колтера за плечи и увожу отсюда в комнату на втором этаже. Ему сейчас не надо всё это видеть, это может лишь только всё усугубить, но так же мне ещё надо поговорить с Каем с глазу на глаз. Анне сейчас ничего из этого слышать не надо, да и я, если честно, лезу не в своё дело, но, блин, я вот не могу просто смотреть на это и понимать, что они с Гидеоном оба страдают от происходящего и не знаю, кого из них мне сейчас чисто по человечески жалко больше, потому что они в равной степени сейчас находятся в заднице, только каждый по-своему. И если козла Хартли я в принципе во многом понимаю, то с парнишкой мне надо поговорить очень серьёзно, потому что если мы планируем вытащить нашего общего друга из задницы, то мне очень бы пригодилась его помощь. Хотя бы как минимум потому, что он знает и может куда как больше чем я. Из всех нас, только он является для Хартли стимулом для того, чтобы бороться и пытаться выкарабкаться. Если некромант от него отвернётся, то ему уже будет плевать на всё и он просто досуществует отведённое ему время, а потом сгинет в небытие. Поэтому я завожу его в ближайшую комнату и усаживаю на кровать, закрывая за собой дверь и усаживаясь перед ним, будто пытаюсь успокоить ребёнка. Хотя, если подумать, именно им он и является. Я не сильно далеко ушёл от него, но всё же жизненного опыта у меня поболее.
- Кай, ты видел его взгляд перед смертью? Вот он был, настоящий Гидеон. Он не может себя контролировать, но он старается. Та тварь, что сидит в нём, она сильнее и она его убивает. Сейчас ты нужен ему как никогда, даже если он не может этого сказать, но поверь мне, это действительно так. Я знаю, что тебе сейчас дико паршиво. Не представляю насколько, но знаю. Он сейчас держится только из-за тебя, поэтому если тебе не плевать на него, а я вижу, что тебе не плевать, то мне очень нужна твоя помощь, потому что один я не справлюсь. Если ты всё ещё испытываешь к нему какие-то чувства после всего этого, то возьми себя, пожалуйста в руки и окажи ему ту поддержку, которую сможешь.
Я не знаю, возымеют мои слова какой-то эффект или уйдут в пустоту. Не уверен даже в том, что Кай меня слышал в данный момент, но я очень надеюсь на то, что всё таки достучался до него. Это всё моя грёбаная доброта. Вот за что я такой, почему мне не живётся как всем нормальным людям? Почему мне не плевать на чужие судьбы? Да, я не испытывал какой-то дикой любви к кому-то и поэтому, наверное, не мне говорить о том, кому, что и как делать, но почему-то я чувствую ответственность за всё это. Боже, как же всё это сложно. Ещё неделю назад я был самим собой, а теперь всё перевернулось с ног на голову и хорошенько перемешалось, полностью дезориентируя во всём этом многомерном пространстве с кучей неизвестных и переменных. Но наверное мы сможем как-то решить эту проблему. Я сделаю всё, что смогу и всё, о чём просил меня Гидеон, но всё остальное зависит только от них самих. И я сейчас точно так же на нервах, да что там на нервах, я в панике, но стараюсь не подавать виду, хотя и закуриваю сигарету, но это скорее от усталости. Пока Гидеон мёртв, мне многое надо успеть сделать. Поэтому оставив Колтеру пачку сигарет и зажигалку, я покидаю его, не закрывая дверь и направляясь в самую дальнюю комнату. Там есть вся нужная мне информация, которая сейчас очень пригодится.
Феникс очень многое мне успел рассказать за эту неделю и мне кажется, что он просто полностью знал от начала и до конца, что же с ним произойдёт, потому что все инструкции, которые он оставил, подходили к ситуации идеально. Нет, я знал, конечно, что он не дурак, но он не отличался и умением предсказывать будущее. Просто он знал больше, знал все свои слабые места и где может рвануть. Перестраховывался по полной программе. И мне очень странно было общаться и наблюдать за человеком, который знает о том, что ему осталось совсем немного, но всеми силами пытается этого избежать, обхитрить саму Смерть и выйти из ситуации победителем. Вот только сможет ли он? Или это всё его дьявольская безграничная самонадеянность на то, что для него не существует преград и неразрешимых ситуаций? У меня нет ответа на этот вопрос. Как и нет ответов на многие другие, но для того, чтобы делать своё дело, ответы мне не нужны, потому что я не привык философствовать почём зря. Это вот всё совсем не моё, я как-то проще. Но я тоже сейчас подавлен. Не знаю почему, но подавлен. Такие вещи очень тяжело переносить психологически, потому что они начисто выбиваются из привычных мне парадигм, где всё очень просто и понятно, не требует объяснений и глубокого понимания происходящего. Мой мир, по сравнению с их миром, сильно упрощён, облегчён и оно даже к лучшему. В нём не кипят страсти и грандиозные драмы, в нём нет множества заумных вещей, в нём всё как-то банально и легко. А сейчас я испытываю последствия от столкновения двух разных миров и мне это очень не нравится, но я ничего не могу с этим поделать.
Наверное сейчас здесь должны быть флешбеки на тему нашего с Хартли общения, о том, как он объяснял и доказывал мне, что я феникс, пуская мне пулю в лоб, а это действительно, если сейчас посмотреть, было весьма смешно, но пока всё, что я могу сказать - было очень тяжело. Было очень много информации и попыток переварить её. Просто я наблюдал за тем, как он умирает и пытается скрывать это ото всех, в надежде, что сможет обойтись минимальными последствиями и сделать всё бескровно, но так не выходит и надо просто принять это как данность.
Благо память меня не подводит, поэтому я сейчас точно знаю, что делаю. Хартли в таком состоянии - максимально опасен, поэтому самая основная задача - это свести всё это к нулю. Лишить его сил и возможности перемещаться. Конечно, там были немного другие инструкции, но объективно я понимаю, что никто кроме него самого нам помочь не сможет, потому что из всех нас только он понимает, с чем имеет дело, поэтому я позволю себе некоторые вольности, касательно его инструкций, на ходу продумывая всё это и определяя возможные последствия. Я, может быть, человек простой, но не совсем дурак. Гидеон не предусмотрел вариант передачи нам посланий если он сможет пробиться наверх, выбрав вариант полной изоляции, но мне это решительно не нравится. Секунды его прозрения могут дать очень многое, поэтому упускать их - непозволительная роскошь, лишаться которой мы не имеем ни малейшего права. Так что уж прости меня, Хартли, но я сделаю всё по-своему. Не будет тебе гробов и ограничителей в том виде, в котором ты хотел их видеть.
Медленно, но верно, на потолке выводится сложная вязь символов и знаков. Точнее выводиться должна она была не там, а в чём-то, где можно было его запереть, но шёл бы он нахрен с такими требованиями. Я здесь сейчас главный и буду делать так, как посчитаю правильным. И у меня есть ещё порядка двух-трёх часов для того, чтобы не накосячить и сделать всё правильно, потому что иначе, если говорить грубо и прямо, будет полный пиздец, а то, что я рисую - это микс, созданный самим Хартли от самого себя же, одновременно лишающий его сил и исключающий всякие перемещения. Без сил сделать он ничего не сможет, поэтому если мы и будем играть против той твари, что сидит в нём, битва будет больше психологической. Но серьёзно, мне надо будет, чтобы он мог с нами общаться, а мы могли общаться с ним. Конечно, за всем этим кроется очень много дерьма, которому лучше не вылезать на поверхность и всё это строится на таких сложных планах, что любая мелочь может привести к полному краху всего. А если Хартли обречён, то хотя бы Кай сможет нормально провести с ним всё то время, что ему осталось жить. И самое паршивое, что я тоже стал прекрасно понимать, как можно избавиться от этой твари, но этот вариант попросту не сработает, потому что паразит перекрыл все дыры, которые мы могли бы использовать. Я не вижу в нём слабых мест и меня это даже в какой-то степени пугает.
Наверное каждый из нас в эту ночь думает о чём-то своём. Честно говоря, я думаю, что это полный пиздец. Серьёзно. У меня сейчас нет ни других слов, ни других мыслей, потому что я не обладаю достаточной властью для того, чтобы что-то решать и исправлять. Меня это даже как-то начинает напрягать, что ли, не знаю как описать это чувство. Беспомощность, наверное, когда ты понимаешь, что сделал всё, что в твоих силах и если это дело не сработает, то тебе придётся убить человека, потому что иного варианта просто нет. После того, как я всё закончил, мне пришлось тащить изуродованное тело Хартли наверх, стараясь не смотреть на его разможженный череп и оставлять валяться в той самой комнате. Интересно, о чём он думает сейчас? Всё ещё пытается найти выход или уже сдался, смирившись со своей участью? Очень надеюсь на то, что он всё ещё находится в попытках что-либо придумать, хотя лично я вариантов уже не вижу и, кажется, мы просто всеми силами пытаемся оттянуть его смерть ещё ненадолго, будто это поможет что-то исправить. Самым дерьмовым раскладом будет тот, в котором он не сможет выбраться на поверхность и мы будем вынуждены наблюдать за тем, как перед нами беснуется самое настоящее чудовище, которое, по-хорошему, надо убить и закончить страдания Хартли, но мы не сможем. Никто из нас не сможет, потому что надежда умирает последней и мы до последнего будем надеяться на то, что всё обойдётся, но я с каждой минутой сомневаюсь в этом всё больше и больше.
Сейчас мне нужна Анна. Она дружит с магией воды и один из вариантов развития событий заключается в том, что Гидеона надо будет держать в некоем подобии водной тюрьмы. Заклинание сложное и Кай, вероятно, попросту не справится, но она вполне сможет его осилить. Вот ей богу, мы просто тянем время и я не знаю зачем. Я не знаю как что-то исправить, не знаю как что-то изменить и реально не знаю, что же делать. Просто ждать и верить в него. Но больше всего меня сейчас волнует момент того, что промежуток времени между его смертью и воскрешением всё больше увеличивается. А что, если мы его убьём и он уже не воскреснет? Что мы будем делать тогда? Я не знаю. У меня нет ответа ни на один вопрос. Я чувствую себя Джоном, мать его, Сноу, который нихрена не знает.
Чтобы как-то отвлечься и занять себя, пока он не пришёл в сознание и не возродился, я просто сижу в уголке комнаты, подбухиваю и курю. А что мне ещё делать? Если не можешь повлиять на ситуацию, то даже не рыпайся, особенно когда от тебя больше ничего не зависит. А потом он приходит в сознание. Да, сейчас перед нами Гидеон. Это видно даже просто по его глазам, в которых явно читается чувство вины за то, что он всех нас подвёл, но на меня и Анну ему плевать. Ему сейчас важен только Кай и, наверное, это пока самое правильное, что он может сделать во всей этой ситуации. Но смотря на него, я понимаю, что он уже и сам-то не очень верит в то, что сможет выкарабкаться и уже просто агонизирует. И я сейчас здесь абсолютно лишний, поэтому молча встаю и выхожу. У меня нет вариантов, нет предложений, поэтому я просто добираюсь до ближайшей комнаты и падаю на диван. Если я буду нужен - тут же прибегу, но сейчас мне кажется верным оставить время и пространство для Кая и Гидеона. Сейчас это то, что им нужно.

0

8

26 октября, вечер

Вообще-то, гостевая комната считается моей: здесь весь небогатый запас привезённых из Филадельфии вещей и прихваченные их библиотеки Хартли книги, кои я почитывал, валяясь на вот этой самой кровати во всех немыслимых позах, сделавших бы честь Камасутре. Но в последнее время она пустует, так что я заношу и ставлю чемодан матери у письменного стола безо всякой задней мысли, рассеянно прислушиваясь к отзвукам доносящейся до меня перепалки, которая после традиционно сомнительных «шуточек» Гидеона в который раз накалила обстановку. Но судя по всему мать искренне считает, что слишком хорошо и давно его знает и воспринимает всё сказанное исключительно как очередной повод, для того что бы её подбесить, как и отправка её обожаемого братца в незапланированное путешествие, на фоне чего тот истерил до сих пор, так что в данном контексте её, скорее всего, интересует только вопрос «проклятья». Замечательно. А вот насчёт остального могу ответить только одной сакраментальной фразой, которая «всё очень плохо», потому что я понятия не имею что дальше делать и как себя теперь вести, и начинаю с малого: плюхаюсь на кровать, быстренько приводя её в художественный беспорядок, удивляясь тому, что никто в этом бедламе ещё не сделал этого до меня, потому как обратное – повод для подозрений гораздо более весомый, чем любое неосторожное слово, и радостно ору обнаружившему какой-то из «сюрпризов» Фостера Гидеону,- Нет! Но я счёл это ценным удобрением и полил цветок в твоём кабинете!
Под подушкой внезапно обнаруживаются чьи-то кружевные трусы, а под тумбочкой – использованное и аккуратно завязанное резиновое изделие №2. Я фигею, дорогая редакция. Ну, хоть кровать застелили, если вообще до неё добрались. Нет времени играть в Шерлока Холмса, поэтому я запихиваю всё это дело ногой под кровать и возношу короткую молитву с такой же по длине просьбой, искренне надеясь, что в ближайшее время здесь никто не будет прятаться и задавать неудобных вопросов, на которые у меня и так нет ответа. Боженька строгих моральных устоев и вряд ли поддержит меня в этом славном начинании, так что сойдёт и Дьявол. Ну, хотя бы кто-нибудь.
Блейку не помешала бы нянька, серьёзно. Этакая симпатяга с характером очень увлечённого работой тюремного надзирателя и четвёртым размером, которым она лупила бы его по рукам за каждую попытку засунуть наркоту в кого-то, что-то, и вообще устраивать вечеринки в чужих домах. И, да, сейчас я чертовски близок к тому, что бы последовать его примеру, догнать и слёзно напроситься на ночёвку, надеясь, что образовавшийся дома безумный тандем меня там не достанет, потому что морально мне проще было быть готовым к началу конца света, чем приезду матери на данный момент. Увы, принимать неизбежное как данность приходится на ходу, утешает только то, что я в этом явно не одинок, потому как и Гид вряд ли находится ото всего это в безудержном восторге.
Мать стремительно входит в комнату и я встречаю этот её с ног до головы оценивающий взволнованный взгляд и улыбаюсь, когда она тут же подсаживается и снова меня обнимает, забрасывая ворохом вопросов. Одновременно во мне борются два совершенно противоположных чувства: она здесь, она рядом, цела и невредима и мне больше не нужно волноваться по поводу её безопасности. А с другой стороны, я ж теперь даже и не знаю что лучше – находиться в нашем сошедшем с ума ковене, где борьба за власть любыми путями идёт полным ходом, или рядом с тоже маленько слетевшим с катушек мной. Я не знаю, на что способен, не знаю, что мне может прийти в голову в следующий момент, когда я вдруг перестану быть собой на какое-то время и потом этого даже не вспомню. Но сейчас – затишье, всё это кажется каким-то несущественным, у меня больше не было срывов или провалов в памяти, не посещают галлюцинации с зеркалами. И, чёрт возьми, чувствую себя гораздо сильнее, чем раньше и уверенность в том что могу в любой момент отшвырнуть на задний план эту непонятную тварь внутри себя становится на удивление сильной, особенно для такого параноика как я. Об этом определённо стоит задуматься, но сейчас на повестке дня стоят вопросы куда более важные.
-Так проклятие существовало? Он действительно его снял?
-Ну да. У меня нет причин ему не верить,- и сразу после этого пришлось выслушивать целую отповедь на тему того что уж о чём, а об этом я должен был поставить её в известность в первую очередь, весьма заметное прощупывание почвы по поводу наших с Хартли отношений, причём исключительно в контексте того, достаточно ли хорошо мы смогли ужиться вместе и найти общий язык, а мне как раз прилетает его телепатическое сообщение. «Да ладно тебе. Скажем, что я просто продолжаю семейную традицию»,- мысленно буркаю в ответ, не зная услышит ли он меня и даже не изменяясь в лице, хотя раздражение вдруг ни с того ни с сего встаёт в груди плотным комком. Не то что бы я был готов бегать с транспарантами по улицам Харвилла, дабы оповещать всех и каждого о том как внезапно и ловко сумел обустроить свою личную жизнь посредством одного древнего колдуна и как при этом охренеть как всем доволен и нет, меня ничего в этой ситуации не смущает. Но необходимость вот сейчас усиленно делать вид, что ничего этого нет, меня почему-то чертовски напрягает, даже при том, что я прекрасно понимаю, почему уж кому-кому, а матери об этом точно знать не следует. По крайней мере, не сейчас. Поэтому я просто говорю что всё отлично и быстренько свожу разговор в более интересующее меня русло положения дел в родном ковене. Ну чтож, ничего особо интересного, кроме, внезапно, отчётливого понимания, что не мне одному есть что скрывать.
Уж я то прекрасно знаю, какой на самом деле является моя кажущаяся подчас весьма беззалаберной и готовой в любой момент ввязаться в опасную авантюру, никак не приличествующую её статусу, мать. Не могу сказать что всё это не более чем маска, но на самом деле она чертовски искусный дипломат, который любого собеседника поставит в настолько невыгодную позицию, что он и не подумает о нападении – куда бы, там дай Всевышние сообразить как защититься. Маркус, кстати, тоже этим обладает, хотя  в несколько другой манере, но ничуть не менее опасной. Я это всегда признавал, пусть даже может показаться, что самым большим личностным достижением своего дядюшки считаю только правильное постижение смысла старого доброго выражения «не стоит ссать против ветра».
За всеми этими выяснениями мы даже не замечаем как хлопает входная дверь. А к тому моменту, когда нагруженный покупками Хартли возвращается, мы чинно-мирно гоняем чаи на кухне, оттопырив мизинцы и изображая представителей великосветской семьи. От нашего деятельного участия в готовке хозяин дома отказался наотрез, так что мы просто действовали ему на нервы своим присутствием и неустанными разговорами. Тема с разгромом в его квартире ну никак не могла остаться незамеченной, и хотя у меня была восхитительная возможность свалить всё это на Фостера, пользоваться я ею не стал и честно понёс заслуженное наказание в виде ехидного потрахивания моего многострадального мозга. Ну ничего, пикироваться по любому поводу с любимыми родственниками я привык с детства и сейчас ничего особенного в этом не видел. Заодно и напомнил, как буквально нёс перебравшую матушку на плечах после её встречи с давним другом откуда-то из Германии. Сначала они бурно выясняли, чья стихия круче, вода или земля, а потом перешли на обсуждение из разряда «виски или текила», под конец вроде как даже постигли смысл жизни, но когда я её забирал, мне никто так и не смог объяснить, в чём он там собственно состоит, так что очередная тайна мироздания осталась нераскрытой.
Как то уж так получилось, что за этот вечер я так и не смог остаться с Гидеоном наедине буквально ни на секунду. А хотелось. Чертовски хотелось сначала просто удержать его, снующего по кухне, за плечо, хотя бы просто для того что бы поинтересоваться всё ли с ним в порядке. Но сначала это было чревато попаданием под один из Мистеров Ножей, так что пришлось воздержаться, а потом и вовсе стало как-то не к месту. Не мог же я посреди неловкого, почти семейного ужина извиниться и вывести его в коридор, дабы в полумраке зажать у стены, залезть к нему в штаны и между делом настойчиво выяснить, что на самом деле творилось в этой хреновой африканской как-её-там. И желательно правду, а не усеченную, как детская версия сказки про Золушку, историю.
Он выглядел по-другому. Как бы это, поточнее, объяснить? Даже когда он не спал ночами, разбирая вынесенные из того дома, воспоминания о котором у меня остались только очень условными обрывками, записи, он и то выглядел не настолько хреново. Там были одержимость в попытке докопаться до истины, физическое истощение, живописные синяки под глазами, что для меня, осознавшего, что Хартли, по сути, человеком и близко не является, наблюдать было несколько удивительно, понимая, что фениксы не лишены человеческих слабостей. Но по-настоящему слабым его это не делало. А вот сейчас весь этот его во всех смыслах «внутренний огонь», который присутствовал всегда и везде исподволь заставлял подбираться в его присутствии, он… Его просто не было. Или это моя паранойя начинает шалить, хотя ей богу, она редко когда меня подводила. Не могу сказать что за всё проведённое вместе время я изучил Гидеона до мельчайших подробностей. Чёрт, да мне кажется, что это просто невозможно, сколько бы времени не прошло. И всё-таки, что-то особенное, какое-то отклонение от так называемой нормы я видел, но не мог понять что же это такое. Что-то не так в глазах? В мимике? Жестах? Нет. Где-то глубоко внутри. Но это же абсурдно.
В какой-то моменте так на него засмотрелся, задумавшись, что очнулся только когда во внезапно воцарившемся молчании словил на себе два внимательных взгляда: удивлённый материнский, и… выражения лица Гидеона разобрать я так и не смог. Пришлось пожимать плечами, мол, чего? Он вон нос в соусе испачкал, а поросёнок у них, видите ли, по-прежнему я.
-Да. Я думаю, да.
-В самом деле?- судя по ехидной улыбке матери я где-то крепко просчитался, и объяснение не заставило себя ждать,- Тётя Агнесс будет очень рада твоему приезду. Её дочки тоже. Я даже помню ,что ты обещал жениться на младшей, когда вырастешь.
-Мать. Во-первых, нам было по шесть лет, а во-вторых, потом эта роковая женщина съела при мне слизня с клумбы и я передумал. Насколько помню, я хотел посмотреть, что там у него было внутри. Ну а в-третьих, тебе по-моему уже тогда дали понять насколько я незавидный жених...
После этого разговор вернулся в привычное русло и моём проколе уже никто не вспоминал. Пожелать погружённому в какие-то свои мысли Хартли приятных сновидений пришлось уже минут через десять и мы с матерью снова остались вдвоём. Но разговор уже не клеился, потому что мыслями и я был не здесь, так осталось только прибраться и разойтись по комнатам.
Ночевать одному, хотя и в уже привычном месте, теперь казалось ничерта не приятным занятием. Некоторое время я просто пялился в потолок, подсознательно ожидая, что за дверью вот-вот раздадутся его шаги, или колдун и вовсе бесцеремонно объявится здесь, игнорируя дверь как единственный способ входа.
Я был бы рад любому варианту, и от этой мысли становится странно, тяжко, потому что я не имею ни малейшего понятия о том, сколько ещё это продлится. Вот мы со всем разберёмся, мне представится возможность вернуться домой, что – вот так просто помашем друг другу ручками и до свидания, всё будет по-прежнему? Каждый просто пойдёт своей дорогой?
С тяжёлым вздохом перекатываюсь на живот к краю кровати  и свешиваю руку, глядя на проложенную лунным светом дорожку от подоконника до касающихся пола пальцев. В вопросах личной жизни мне нихренашеньки не свойственны самокопания и раздумья по поводу того что будет дальше. Здесь и сейчас хорошо? Отлично. Всё закончилось? Так и должно быть. Сильно сомневаюсь, что рядом со мной кто-то продержится слишком долго. И это не страшно, я волен делать что хочу, и как хочу. Может быть, просто потому что от меня никогда ничего особо хорошего то и не ждали. В чистокровных семьях, подобных моей, брак с обычным человеком или просто не особо выдающимся в магическом плане – это что-то вроде мезальянса. Уж не знаю, какими методами давили на мать, пристроив ей в мужья такого зануду, но сомневаюсь, что эту игру Верховная вела честно, действительно считаясь с её интересами. Хотя вроде не в Средневековье живём, чего уж там. Дядюшка обустроил свою личную жизнь сам, но по правилам. Ну а со мной всё понятно и сказано много нелицеприятного, при том то, что я слышу в лицо – это как бы только верхушка айсберга. Самое смешное, что даже окажись у меня достаточно сил для того что бы при помощи своего дара раскрутить этот земной шарик и устроить тотальную аннигиляцию сему живому, для своего ковена я так и останусь выродком. Некромантия – это не есть что-то такое, что ты можешь скрыть, избавиться или отказаться от этого, каким бы могущественным ни оказался. Этот дар во всём что меня окружает, где-то глубоко внутри. Я не знаю, каким бы я был, не имея его, потому что меня-«нормального» просто не существует, что лишний раз подтвердила моя недавно съехавшая крыша, которую с превеликим трудом удалось вернуть на место (?), я могу только изображать это, ориентируясь на понятия нормы окружающих, но рано или поздно всё заканчивается одинаково.
Ни с Гидеоном – Кайденом?- который знает и понимает что это такое, всё может быть по другому. Вот и поди теперь догадайся, то ли это мать перед приездом вылила на себя флакон ванильных духов, то ли это от моих мыслей так шарашит. Соберись, Колтер. А то потом не соберут.
Засыпай.

27 октября
Утро встречает блёклым октябрьским солнцем, зато прямо в глаза и непонятным шумом где-то в коридоре, как бы намекающим, что всё произошедшее вчера – это ничерта не дурной сон, а вполне себе суровая реальность и лучшая половина семейства Колтеров по-прежнему в сборе (с – скромность). Решив что валяться уже хватит, выруливаю в душ и врубаю его на полную мощность, только спустя минуты три соображая, что вода – ледяная.
Терморегуляция говорит мне, что всё восхитительно и я по жизни морж, но как только я начинаю об этом задумываться, как меня начинается бить озноб. Смешно, но это ощущение ничего общего не имеет с льющимися на меня холодными струями, словно я умудрился заболеть и теперь моя температура скачет как сумасшедшая и я то буквально горю изнутри, то обливаюсь холодным потом. И что самое главное, я понятия не имею, как это контролировать, потому просто заворачиваю краны и упираюсь руками в стену, пытаясь отдышаться и определить что это такое было. Феникс балуется? Пошёл в ту нору из которой вылез, сука, и не высовывайся. Оставь в покое моё тело!
И тогда каждая капля падающей сверху воды становится раскалённым металлом, который буквально прожигает мою плоть насквозь, так что из кабинки я вылетаю как ошпаренный, умудрившись вместо вопля выдавить сухой всхлип и ощупываю себя за предплечья. Всё цело, и мне совершенно не больно. Блять. Выхожу из ванной в наспех надетых пижамных штанах с веселеньким рисунком из трахающихся ёжиков, приветствую сонную и растрёпанную мать, которая тут же занимает моё место и пробираюсь на кухню буквально по стеночке – что бы на входе быть перехваченным и вжатым в стену. Судя по всему времени на разговоры у нас нет, так что я просто шепчу в ответ возмущённое то же самое и ставлю новый рекорд по скоростному облапыванию Хартли с ног до головы и совершенно не думая о том, что будет, если мать не удовольствуется висящими в ванной полотенцами и выйдет с просьбой принеси ещё парочку. А следовало бы, потому что победитель по жизни – это моё второе имя.
Но в этот раз везёт.
После такого охрененного утреннего приветствия все мысли о неудачном душе как-то вылетают из головы, да и жизнь разом становится как-то ярче.

1 ноября
Ощущение того что я вдруг остался совершенно один в целом мире на руинах собственных иллюзий заканчивается очень быстро. Смотрю на мать, не произношу ни слова, потому что в её взгляде я вижу нечто такое, против чего все мои оправдания бессильны, тем более что я понятия не имею что вообще тут можно сказать, что бы хоть как-то улучшить ситуацию. Так она на меня очень давно не глядела, с тех давних пор когда я перестал смотреть на окружающий мир и живых существ в нём как на любопытный объект для неисчислимых экспериментов, с тех пор как я стал говорить ей «я люблю тебя», по-настоящему понимая и чувствуя смысл этих слов. Даже нет, сейчас это по-другому и она меня вроде как даже не узнаёт: я не Кай, потому что настоящий сын умер, защищая её. А я будто бы просто подкидыш, жуткий потусторонний близнец. Такие твари действительно существуют, принимая облик самых дорогих людей, хотя в настоящее время они вроде как уже почти истреблены и их просто так не встретишь на улице, и слава всем богам, какие есть, по этому поводу. 
А ещё рядом есть Блейк. На него я даже не смотрю – боюсь, что он потребует объяснение всего дерьма, которое только что увидел, а я точно так же не смогу ему сказать ни одного осмысленного слова. Понятия не имею, как всё это – и я сам – выглядело со стороны, но сильно подозреваю, что не слишком воодушевляющее. Возможно, на их месте я бы даже очень хорошенько задумался, один ли Гидеон здесь заслуживает того, что бы его вот так «остановили».
-Прости меня. Прости,- кому я вообще это говорю? Кое-как поднимаюсь с мокрого пола на трясущихся ногах, готовый вот-вот позорно плюхнуться задницей обратно в лужу, и всё-таки выпрямляюсь, понятия не имея что дальше делать и как со всем этим быть. Фостер чертовски вовремя приходит на помощь и я послушно переставляю будто бы одеревеневшие ноги, идя в комнату и буквально всем своим существом чувствуя застывшую за спиной жуткую тишину и взгляд матери. Уже по пути меня начинает потихоньку отпускать и я начинаю чувствовать беспрестанно, надсадно ноющую боль в грудной клетке, неприятные ощущения от размазанной под носом и стягивающей кожу кровавой корки, а мозг перестаёт причитать про «господи, что я наделал» и начинает думать в гораздо более плодотворном, но тоже ничерта не радующем меня русле. Да и неожиданно для меня участливый взгляд присевшего на корточки Блейка тоже не делает ситуацию лучше. Я внимательно слушаю, глядя ему куда-то в переносицу и пытаюсь понять смысл слов. Даже он, даже вот этот вот ещё совсем недавно совершенно обычный парень, который в магии ни в зуб ногой, понял всё гораздо раньше меня и говорит абсолютно дельные и правильные вещи. И как-то он так смотрит, что я готов поспорить будто бы якобы простой и наивный Фостер понял даже, что одной только дружбой между мной и Гидеоном уже весьма давно не пахнет. В то время как я всё пропустил и облошарился везде, где только мог. «Да, Блейк, ты прав. Но я не хотел ничего видеть. Я просто хотел его убить». И медленно киваю – да, мол, я всё сделаю. Проблема в том, что я понятия не имею как помочь Хартли до тех пор, пока не пойму как помочь самому себе.
-Оставь меня одного. Пожалуйста. Я скоро к вам присоединюсь,- в ответ меня оставляют в компании пачки сигарет и как только за фениксом закрывается дверь, я подхожу к висящему на стене зеркалу и рывками сдираю майку, бросая её в сторону и почти без удивления смотрю на нечто, расползшееся большим  бесформенным синяком в области сердца. Вот только выглядел он гораздо чудовищнее, чем обычный – кожа в этом месте стала почти прозрачной, будто я смотрел на тонкую корочку льда, которая необъяснимым образом сдерживала рвущуюся наружу из самых недр вулкана  магму, причудливое переплетение всевозможных оттенков желтого и красного перемешку с чем-то чёрным. Казалось, ткни посильнее пальцем и всё это просто потечёт наружу, проплавив пол и головы неосторожным соседям. Осторожное ощупывание неожиданно принесло такую боль, что я согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух и едва добрался до кровати, свалившись на спину и на какое-то время просто выпадаю из жизни, позабыв все слова, кроме цензурных.
«Доигрался?»,- в конце концов лениво произносит кто-то очень знакомый совсем рядом, над ухом и я тут же верчу головой, пытаясь найти источник звука,- «Экий ты неосторожный». Ну да, это мой собственный голос, и в то же время другой, исполненный этакого неуместного злого веселья,- «Так и умереть можно. Наверное, даже совсем».
-Почему?- тихо спрашиваю я, ни мало не заботясь о том как бы это могло выглядеть со стороны. В реальности я наверняка снова просто разговариваю сам с собой. Но голос молчит, а ответ я знаю и так. Просто он мне очень не нравится. Не вставая, дотягиваюсь до пачки с зажигалкой и прикуриваю. Одна затяжка, вторая. Никогда не понимал в этом процессе всей прелести, но думается так действительно неплохо, пожалуй, что-то в этом всё-таки есть. Когда до фильтра остаётся совсем чуть-чуть, бычкую сигарету прямо о собственную грудную клетку, в центр этого проклятого «синяка», который за всё время что я пытался прийти в себя почти исчез, и сейчас казалось будто мне на рёбра «просто» плеснули кипятком.
Ни ожога, ни ожидаемой боли не последовало. Ни-че-го. Так что либо я прямо сейчас должен возглавить поход за Железным Троном в компании драконов и карлика, либо более чем красноречивый взгляд единственного нормального феникса в нашей компании был обусловлен не только тем, что я на его глазах расплющил нашему общему «знакомому» голову как переспелый фрукт. Тварь во мне что-то сделала с моим телом, изменила его под себя или как это ещё назвать. И сейчас я чувствую, что она не только зла. Ей страшно. Потому что настоящий хозяин злосчастных телес, именуемых Малакаем Колтером, остался самим собой, пусть даже чувства эти порой не отличить от своих собственных. Но злость моя, это определённо. На самом деле это очень полезное чувство, в определённых ситуациях именно оно может вытащить тебя из передряги, выдав такой оглушительный самоподжопник, что бороться с обстоятельствами полетишь моментально, и, вполне может быть, даже выиграешь. У меня нет времени валяться здесь и жалеть себя, так уж выходит, что оно у нас с Хартли теперь общее на двоих и имеет очень жёсткий лимит.
На выходе из комнаты меня перехватывает мать и не даёт пройти в гостиную, к телу. Ей удаётся это легко – физически я сейчас чувствую себя беспомощным, как новорождённый котёнок, хотя с каждой минутой всё легче, силы-то возвращаются, но их пока ещё явно недостаточно даже для того что бы оттолкнуть её руки. Но кто сказал, что я не пытался?
И тогда она обнимает меня, шепчет что бы я не мешал Фостеру расчерчивать какую-то ловушку по просьбе Хартли, и я в очередной раз захлёбываюсь возмущением – почему он знает, что нужно делать, а я нет? какого чёрта Гидеон оставил все эти инструкции именно ему и чёрт ещё знает в какие там подробности этого дела его посвятил, а мне ни полслова обо всей этой ситуации? Как постель и не только делить – это пожалуйста, а вот доверие ещё нужно заслужить, да, Хартли? Надо было довести всё до самого предела, что бы всё нахрен рвануло в клочья так, что кажется уже ничего не исправить, что бы под раздачу попали все, но попытаться это как-то предотвратить и рассказать мне – нихренашеньки. Я злюсь и имею на это полное право, потому что мудак мудацкий, вот почему. Обнимаю мать, зарываюсь носом в её волосы, и ни смотря ни на что чувствую облегчение, потому что она всё ещё со мной. Я не потерял её ни физически, ни морально. И Гидеона тоже не потеряю, хотя бы ради того что бы потом натыкать его во всё это безобразие носом. Мы справимся.
Делать пока особо нечего, потому как Блейку «лучше не мешать», хотя в таком состоянии я и помочь то особо не могу, так что пользуюсь оказией и ещё раз заглядываю в уже переведённые Гидеоном заметки по поводу одной маленькой, но очень гордой и злоебучей части Африки, но к успеху явно не иду, потому что сказано там слишком мало. Ну кроме того что «смерть на девятый день» - это ничерта не шутка юмора. Я уже подумываю нахимичить портал, но здравый смысл подсказывает, что во-первых чёрт знает сколько времени займёт сам путь до загадочного племени, ибо судя по рассказам Гидеона всё было далеко не так просто, во-вторых местного наречия я не знал и мог вернуться с таким же придатком. Вот только в таком случае африканскому паразиту не позавидуешь – одна чертовски злющая тварь, которая говорит и делает гадости во мне уже сидит, различие лишь в том, что меня она убить не пытается. Было бы любопытно спустить их друг на друга и понаблюдать за этой битвой титанов, хотя есть стойкое подозрение, что в таком случаем сам  в живых не останусь точно, причём мой путь к финалу окажется гораздо короче девяти дней. Тем не менее, за неимением пока альтернатив, эту идиотскую мысль я оставил на крайний случай, хотя представляя реакцию матери предпочёл держать её при себе.
В конце концов все приготовления закончены. Очень вовремя, потому что ожидание убивало, и настойчивые расспросы между делом о том как я выжил его отнюдь не скрашивали. На прямой вопрос, обратил ли меня Хартли, я ответил «да», а вот насчёт обстоятельств этого дела и того, что именно дальше пошло не так, просто молчал, хотя понимал что когда всё это закончится – если закончится – простым молчанием я уже не отделаюсь.
Воскрешение проходит, и морально я уже вполне готов к выходкам паразита, но вместо него неожиданно вижу и слышу Гидеона настоящего, и теперь он действительно похож на ожившего мертвеца, ну или просто тяжело больного, которому осталось очень недолго. Так и было. Уж в этом я разбираюсь, хотя в данном случае меня сначала пришлось ткнуть в это носом и даже убить, что бы я смог прозреть.
Я не знаю, сколько у нас времени до того как он снова изменится и не отпускаю его взгляд, подходя к его «тюрьме» почти вплотную. Разум мне отказывает, когда я понимаю что это, возможно, конец и я ничего не смогу с этим сделать. Я не могу вытянуть из него эту заразу, только ей поспособствовать. Она похожа на огромную опухоль, которая разрослась настолько, что разделить её и хозяина не убив при этом обоих практически нереально.
-Надо было тебе всё мне рассказать,- словами только ничего не изменишь, обвинениями бросаться поздновато, но мне самому странно от того, с какой горечью звучат эти слова, когда я прижимаюсь лбом к прохладным водным «прутьям» ловушки,- Что-нибудь придумаем. Чёрт, Хартли! Если ты не будешь бороться, я буду призывать твой дух каждый вечер и очень хуёво петь всякую попсу до тех пор, пока ты не взвоешь и не поймёшь как был не прав, когда сдался. Да нет, когда вообще полез в эту свою сраную Ваканду, хренов Индиана Джонс. Что я могу сделать?
Я ищу подсказку, хоть какой-то намёк, даже зная, что это бесполезно. Не могу влезть внутрь, не могу вынуть из него паразита. Не могу к нему даже прикоснуться. Начерченные на потолке символы блокируют его магию. Клетка не даёт снова попытаться кого-нибудь убить хотя бы голыми руками. И – всё. Просто сутки смотреть на то, как он медленно угасает? Хартли всё ещё феникс, так что обычные ритуалы, призванные затормозить этот процесс на него скорее всего не подействуют, да и чудовищная магия паразита тоже даёт о себе знать. Действовать в любом случае придётся извне, даже если для этого мне придётся устроить тут целое представление с кровавым жертвоприношением целого африканского племени. По одному, конечно. Что бы хоть до какого-то дошло, что лучше поторопиться и отозвать своего паразита обратно. Я ещё не знаю, как это проделаю, но решать, как обычно, придётся на ходу.
- Ладно, прогулка по Африке не входила в мои планы, но может помочь. Фостер!
-Кай, стоп. Ты никуда не поедешь,- о, я узнаю этот тон и страдальчески закатываю глаза, разворачиваясь к матери, не обращая внимания на то, что всего меня трясёт мелкой, нервной дрожью.
-Я не собираюсь ехать. Я собираюсь телепортироваться, а потом идти. А вот потом действовать по обстоятельствам. Ты хочешь посмотреть как он умирает? Я – нет. И я вытащу эту хрень из него даже если для этого придётся предоставить ей собственное тело. Что ты на меня так смотришь? Как я должен поступать, если человек, которого я люблю, умирает? У меня есть выход?- даже сквозь бешенство я замечаю, как она бледнеет, но не придаю этому значения и криво улыбаюсь,- Ага. Вот и я думаю так же.
-Что ты имеешь в виду?
Я уже даже собираюсь пояснить. Но не успеваю.

0

9

28 октября

Мои догадки начинают подтверждаться, потому что по ощущениям, будто бы каждый час мне становится всё хуже и хуже, огонь меня уже почти не слушает, а ещё то и дело возникают кратковременные провалы в памяти. Сначала они почти незаметны, но уже с утра я начал понимать, что некоторые моменты просто вылетают из памяти, будто их и не было вовсе. И всё как-то странно, я становлюсь всё более раздражительным от вещей, на которые раньше даже не обращал ни малейшего внимания. Начинаю ловить себя на том, что в голове появляются мысли, которые мне не принадлежат. Не знаю как это объяснить, но точно знаю, что они не мои. Но этому есть логическое объяснение в виде паразита. Проблема в том, что я понятия не имею о природе этой сущности и есть ли у неё разум и что-то мне подсказывает, что всё таки есть. Феникс подозрительно молчит, словно его и нет даже и пока вся моя болезнь проявляется в виде отсутствующей магии огня, отсутствующего феникса и изрядно паршивого самочувствия, как если бы я стал обычным человеком и ходил с температурой в районе 39 градусов. Мир становится всё более мутным и нереальным, а сам я выгляжу уже очень не очень. Но это всё мелочи, потому что реально меня пугает именно вот эта странная тема с чужими мыслями в голове. Я бы даже не обратил на это внимания, если бы не прошёл примерно через то же самое с фениксом. Складывается ощущение, будто эта штука внутри меня пытается захватить власть и подчинить своей воле, пока ещё неуверенно, словно делает первые шаги и прощупывает почву, но разум упорно твердит о том, что это лишь вопрос времени. Чем слабее я становлюсь, тем слабее становится моя ментальная защита, а значит, тем сильнее становится вот эта хрень, которая меня убивает. А она меня убивает и это является неоспоримым фактом. Решения проблемы у меня пока нет, но я всё же надеюсь на то, что окажусь сильнее и умнее, а завещание мне не понадобится.
И это ещё даже толком не утро, а ведь я всю ночь не спал. За всё то время, что Кай живёт у меня и за те дни, что здесь находится Анна, я чётко осознал тот факт, что не могу уснуть без Колтера под боком. Внезапно, мне стало одиноко и как-то грустно. Знаете то поганое состояние, когда ты всю ночь ворочаешься в бреду и не можешь ни уснуть, ни нормально бодрствовать? Вот у меня оно примерно такое же. И самое паршивое, что я не могу с этим сделать ровным счётом ничего, словно это не мой дом и не я здесь хозяин. И вроде бы такая мелочь, а она мне сейчас очень нужна. Терпи, Хартли, сейчас не время сопли распускать. Время играет против тебя и давай уж постарайся сделать хотя бы что-нибудь полезное, а то твоя прокрастинация тебя погубит.
В отсутствие возможности хотя бы немного поспать, мне приходится делать всё возможное, чтобы использовать отведённое мне время с пользой, поэтому я пытаюсь взбодриться. Для этого в ход идёт всё: контрастный душ, таблетки чистого кофеина в такой дозе, что у нормального человека уже сразу откажет сердце, крепкий кофе, энергетики литрами. И, конечно же, алкоголь и наркота. Да, кроме Фостера здесь есть ещё один человек, который периодически употребляет. Спиды, кокаин и прочая дрянь, которая выдаёт мне мои же ресурсы сверх меры, занимая их у меня из будущего. Это вроде бы даже помогает проснуться и сосредоточиться. У меня нет времени на посторонние дела и я просто ищу ответы в записях Гидеона в надежде на то, что смогу найти способ избавиться от этого дерьма внутри меня. Самое страшное, что я уже начинаю чувствовать, как оно набирает силу и рвётся наружу, но пока я могу выстраивать барьеры, которые задерживают распространение этой дряни, пока я сильнее. Я могу бороться и просто так не сдамся, хотя тени сомнений уже плотно меня окутали и настаивают на том, что этот бой мне суждено проиграть. Однако, пока у меня в запасе есть несколько дней и я намерен сделать всё, чтобы даже если я проиграю, остальные смогли жить дальше или, при худшем варианте, обезвредить меня, потому что я не имею ни малейшего понятия о том, что будет дальше и насколько я смогу быть опасен.
Я даже понятия не имею, сколько прошло времени с тех пор, как я засел в кабинете и как долбаный псих с какой-то невероятной скоростью перевожу все записи, оставшиеся от наставника. Мой мозг просто разрывается от информации, которая в нём оседает и уже не способен фильтровать её. Наверное, со стороны я сейчас похож на одержимого, который зарылся в огромной массе бумаг и пишет всё переведённое там, где получится, даже на стенах. Пока ничего не вяжется, пока нет даже намёка на то, что это дерьмо можно как-то из меня вытащить. И внезапно я слышу чужой мерзкий смех в своей голове. Оно грядёт, неумолимо и безостановочно, ломает стены, заставляя меня судорожно в панике выстраивать новые и тратить на это огромное количество сил. А феникс и вовсе заткнулся окончательно, даже намёка на него нет. И мои нервы уже на пределе, потому что эта внутренняя борьба с неизведанным доселе порождает почти первобытный ужас, который я не испытывал даже в битве с Фобосом.
- Ты не сможешь победить, Кайден, это твой конец...ха-ха-ха! - Чужой голос в голове заставляет почти подпрыгнуть на месте. Это по-настоящему страшно. -Твоё время тикает, тик-так, Кайден, тик-так. Ты не сможешь победить.
Почему я в панике? По мне этого не заметно, но я сейчас готов забиться в угол. И не могу. Жажда жить пока что сильнее, поэтому собравшись с силами я пока отбрасываю его обратно и закрываюсь очередной кучей стен. Удержит его, но на крайне малый срок. Эта тварь становится сильнее в то время, как я слабею. И надо сказать, что сейчас всё то, чем я закинулся, убивает меня и делает меня крайне нестабильным. Состояние изменённого сознания - мой враг, как оказалось. Поэтому с помощью магии я прочищаюсь от этой дури и вместо просветлённости в голове наступает самый настоящий хаос, с которым я не в силах совладать.
Завтрак был так себе, мягко говоря. Готовила Анна, которая и позвала меня есть, но сказать, что я был полноценным участником разговоров и вообще этого мероприятия в целом - безбожно соврать. Мои мысли, да и я сам были заняты продолжающимся переводом текстов прямо за обеденным столом. Я сейчас полностью игнорировал всё происходящее и даже не смотрел на Кая, который буквально таки сверлил меня взглядом. Но нет, я сейчас отсутствовал в данной реальности, лишь сумбурно поглощая то, что мне подкладывают и поглощал кофе прямо из заварника. Надо сказать, что всё это даже немного играло мне на руку, потому что было похоже на моё периодическое состояние глубокой озабоченности происходящим и серьёзными думами над чем-то очень важным.
Кажется, они пытались со мной разговаривать, во всяком случае то и дело я слышал своё имя, но будто бы где-то вдалеке, будто это и не люди рядом со мной говорили со мной обо мне. Но я начисто игнорировал все упоминания своей персоны, продолжая заниматься своими делами, которые, возможно, спасут мне жизнь. А может быть и нет.
Следующее, что я помню после этого - я ругаюсь с Анной и швыряю в неё тем самым кофейником, который проходит в паре дюймов от её лица, а после переворачиваю обеденный стол вместе со всем его содержимым. Кая нигде нет, поэтому, кажется, он не стал свидетелем всего этого концерта. Самое паршивое - я не помню, что к этому привело. Даже не контролирую себя. Плохи мои дела, кажется.

Out of time and place
Кажется, что всё в этом месте направлено на то, чтобы угнетать всех жителей, будто бы архитектор замка вложил в своё творение осязаемую безысходность, которую можно было сложить в мешок и идти раздавать всем страждущим весельчакам, дабы они не веселились лишний раз. В принципе, учитывая местный контингент жителей, можно с уверенностью сказать, что автор сего замка просто попал в точку, дополнив и без того мрачный образ некромантского семейства зу'Крайнов, о котором уже сотни лет ходили порой настолько невероятные легенды, которые могли казаться бы выдумкой психически нездорового человека, если бы не были они основаны на абсолютно реальных событиях из истории этого рода. Так что даже если тебе повезло родиться нормальным и позитивным, то местные стены и обстановка очень быстро выбьют из тебя всю радостную придурь и сделают типичным некромантом из легенд, даже если ты не некромант. В итоге всё говорит о том, что если ты родился зу'Крайном, то лучше бы, чтобы у тебя с первых дней жизни уже был запасной план и чёткое осознание того, что тебе нужно делать дальше.
Кайдену в этом плане очень не повезло. По крови он являлся представителем прямой линии клана, но вот что касалось способностей, то здесь всё было ещё хуже, чем только можно было предположить, потому что некромантский дар мальчишке не передался от слова совсем. Спал так, что разбудить его не представлялось возможным в принципе, хоть ты в лепёшку расшибись. Возможно, Смерть решила, что этот парень и так станет слишком опасным и дар некроманта ему ни к чему, а вот родственники, каждую свободную минуту называющие десятилетнего ребёнка выродком, так не считали, бравируя тем, что ни один зу'Крайн не обошёлся без дара некроманта и, по-хорошему, мальчишку уже давно стоило пустить на опыты, а затем и на органы.
- Клянусь, Фрея, если бы я не был уверен в том, что этот выродок является моим сыном, я бы уже давно пустил его по миру вместе с тобой. - Висс скривился от одного только наличия Кайдена рядом и кинул в него куриной костью. - Выродок, принеси мне ещё вина и поживей, а то снова отправишься в подвалы на радость своей сестрице.
Потерев глаз, в который попал объедок, парень вскочил из-за стола и с преклонённой головой принялся наливать отцу вино, неосторожно дрожащими руками разлив часть напитка на стол и задев тяжёлым графином из серебра и драгоценных камней кубок, опрокидывая его на пол, за что тут же получая звонкий удар по лицу наотмашь.
- Ничего этот выродок сделать нормально не может. - Эти слова буквально были выплюнуты ему в лицо. - Фиона, забирай его, на сегодняшнюю ночь он твой. - В глазах парня застыл безмолвный ужас, а сам он побелел настолько, что стал казаться ожившим мертвецом. Многочисленные шрамы на его теле очень красочно напоминали ему о прошлой неделе, когда он провинился и был отдан на растерзание своей безумной сестрице, которая только и была рада, чтобы поиздеваться над живым существом, заставляя молить его о смерти. Но Кайден каждый раз оставался в живых, будто всё его наказание заключалось именно в этом самом факте, пройти через все круги Ада и боли, чтобы повторить это через какое-то время. Молить всех возможных богов и саму Смерть о том, чтобы не пережить очередную ночь и закончить эти страдания. Вот только у богов и Смерти, видимо, были иные планы на этот счёт. А вот у Кайдена плана не было. Первая и главная его ошибка. Если ты зу'Крайн - тебе нужен план.

28 октября
- Ты что-то хочешь сказать? - Сидя в своём кабинете, Гидеон оторвался от бумаг и посмотрел на вошедшую Анну, которая после их утренней ссоры старалась не попадаться на глаза, но по её лицу было видно, что за ней ещё осталось множество слов, которые так и повисли в небытие и остались невысказанными. И тут он, конечно, понимал, что Анна сейчас делает огромную скидку на его характер, занятость и ещё тысячи других факторов, которые останавливают её от того, чтобы размазать одного очень неуравновешенного феникса по стенам, полу и потолку очень тонким и ровным слоем. Самое паршивое, что Хартли по её взгляду понимает, что она видит куда больше, чем кажется. Во всяком случае в отношении его самого. Уж сколько они общались, а в таком плохом состоянии он не был ни разу.
- Не хочешь поговорить о том, что с тобой происходит? - Колтер так и стояла на пороге кабинета, не торопясь входить и не навязывая тем самым общение с собой. А может быть и потому, что сама не очень-то и хотела здесь находиться. Хартли никогда не был знатоком человеческих чувств, поэтому каждый раз для него это было игрой в угадайку.
- А ты действительно хочешь говорить о том, что со мной происходит? Уверена в том, что хочешь знать? Я сильно сомневаюсь. Поэтому если у тебя нет срочного серьёзного разговора ко мне, давай перенесём этот разговор на потом. Никогда тебя устроит? - В голосе феникса отчётливо слышались раздражительность и язвительность, а Анна тоже не отличалась тугоумием, поэтому просто хмыкнула и закрыла за собой дверь, не забыв нарочно ей хлопнуть. Гидеону проще было избежать этого разговора в принципе, чем вываливать всю правду о своей возможной кончине в ближайшие дни. Меньше они с Каем знают - лучше спят. Да и ему как-то попроще со всем этим справляться в одиночку. Ну как в одиночку, у него был Фостер, с которым он не был обременён какими-либо отношениями и чувствами, так что Блейк был единственным не шибко заинтересованным лицом и мог спокойно сделать то, о чём его попросят, не распуская при этом лишние сопли и сантименты. Он тоже не был дураком или пофигистом, но отличался высоким уровнем тактичности, а потому лишних вопросов не задавал и не мешался ненужными советами и разговорами. А вот разговаривать с Каем, которого он откровенно сторонился или с Анной феникс абсолютно не хотел по той простой причине, что сам себя чувствовал настолько паршиво, насколько это вообще возможно. В том числе и в моральном плане. Для Анны он был неким монолитным столпом в этом мире, которому всё было как гусю вода, местами неадекватный, но неуязвимый и сильный, способный одним мановением руки решить любую проблему, человек, который был задолго до её рождения и который будет после её смерти. Друг, наставник, непутёвый старший брат, если угодно. Тот, на кого всегда можно было положиться и кто никогда ни в чём не откажет, как, например, в случае с её сыном. Для Колтеров он всегда был тем, кто даже находясь в полной заднице, захлёбываясь в дерьме всегда говорил, что у него всё лучше всех и каждый раз выбирался из любой передряги и доказывал правдивость своих слов. И поэтому сейчас говорить о том, что в этот раз он может не выбраться - у него просто не хватит на это сил. Словно говоря об этом он признает, что дела его действительно плохи и пора бы заказывать ему гроб. Это дерьмо реально его пугало. Как говорил Стивен Кинг, просто поднимало до стратосферы ужаса. И оставляло там бултыхаться, задыхаться от собственного бессилия. И логика его была крайне проста: если он выберется, то не стоит поднимать лишней паники и напрягать близких людей, а если нет, то они всё равно ничем не помогут и так же будут биться о стену собственной беспомощности.
И вот только если Анну можно было просто отослать подальше, сославшись на занятость и дела, то с Каем такое не выйдет. В основном потому, что этого паренька он по-настоящему полюбил, а посему чувствовал себя виноватым за всё это дерьмо. Испытывал к себе отвращение за то, что не может пока решить свои проблемы, а если не решит их, то здорово подведёт и разочарует его. Он не мог этого сделать. И он прекрасно понимал, что за второй сущностью феникса-психопата скрывается человек, которому он не безразличен и которому в случае самого плохого расклада будет очень и очень больно. Во всяком случае ему самому очень сильно хотелось верить в свою правоту, потому что иначе смысла бороться нет, ведь за своими собственными чувствами он вполне мог надумать лишнего и принять желаемое за действительное. В любом случае это давало хотя бы какой-то стимул к тому, чтобы пытаться выбраться, потому что сказать, что за пять сотен лет он ничерта не устал - нагло соврать. Он устал. Стал заложником всего того, что сам сотворил и теперь пути назад просто не было. Потому что нельзя просто так взять и бросить всё, пуская дела и мир на самотёк. Это странное и поганое чувство обязанности и ответственности перед миром за что-то, чего он не совершал.
Даже не смотря на все свои наихудшие качества и безответственность, а так же порой излишний инфантилизм, Гидеон всё же много чего делал такого, что осталось за кадром и о чём никто попросту не знает, продолжая спокойно спать. На самом деле, за кадром происходящего оставалось ещё совершенно бесчисленное количество дел и забот, о которых никто даже не подозревал, а если бы вдруг случайно узнал об их количестве, то сразу бы свихнулся, потому что бытие альфой фениксов и хранителем баланса - это не просто прикольный титул и огонь пыщ-пыщ в разные стороны, это ещё и огромная куча обязанностей и охуилиард тонн ответственности, по сравнению с которыми его собственные дела, вроде той же ситуации с зеркалом - сущий пустяк. Капля в море, если угодно. И это было одной из причин, по которой он так легко и спокойно относился ко всему происходящему, потому что это не стоило и тысячной доли масштаба общей картины. Так же как и вся его жизнь в масштабах происходящего была чем-то маленьким и незначительным, если так посудить, отношения с Каем - ещё меньшая капля в том самом океане дел и забот, но в разрезе его собственной жизни всё это было куда более значимым, чем всё остальное.
Вот только сколько раз он порывался всё это бросить, найти кого-то, кто не будет обременён собственными демонами и пороками, кто сможет справиться с этой ролью и действительно работать на благо этого мира, хранить его хрупкий баланс и отдавать себя полностью и безраздельно, потому что эта ноша для него самого была несоизмеримо тяжела. Он далеко не сразу осознал, какой груз взвалил на свои плечи и с каждым разом всё больше убеждался в том, что он - не самый лучший кандидат на своё место, а всё происходящее - есть ни что иное, как результат его собственной недальновидности и непомерных амбиций. А с другой стороны, ему никто не мешал просто всё бросить и уйти в сторону, уделив время своей собственной жизни, людям в ней и наконец-то просыпаться не потому что так надо, а потому что хочется и есть ради кого. Кай как раз стал этим самым кем-то, ради кого хотелось просыпаться и что-либо делать. Вот только пока всё выходило слишком уж погано и сейчас он был занят не тем, что валялся с ним в одной кровати, а писал самые подробные инструкции на случай плохого развития событий и пытался предсказать собственное будущее.

Out of time and place
Бродячие артисты в их владения заезжали крайне редко и каждый раз для жителей окрестных деревень это было самым настоящим праздником, а для Кайдена - отличная возможность сбежать из замка хотя бы на время и посмотреть на то, как складывается жизнь за пределами этих проклятых стен, потому что никто и никогда не видел его лица и не знал о том, к какому роду он принадлежал. Каждый раз, тайно сбегая, он ненавязчиво и незаметно прибивался к группе артистов, а потом разгуливал по деревне и общался с местными детьми. За пятнадцать лет он выходил из замка всего три раза и каждый раз в тайне ото всех. И это была четвёртая его вылазка. Он знал, что в огромном количестве библиотек замка его найти просто невозможно, да никто никогда и не пытался, поэтому это был очень удобный повод сбежать хотя бы на день из этой обители беспросветности.
Такие дни были для него днями счастья, потому что именно в эти моменты он мог почувствовать себя самым простым человеком на свете, не обременённым оковами собственного рода и крови. И никто даже не обращал на него ни малейшего внимания, принимал за своего, такого же простолюдина. А он, в свою очередь, целый день провёл с девочкой из деревни, что принадлежала его роду, не заметив как пролетело время и будучи очарованным её познаниями и отношением к жизни. Да, он влюбился и на минуту даже забыл о том, что скоро им придётся расстаться и вообще не суждено быть вместе. Он просто исчезнет из её жизни и вернётся в собственный замок, которые все ненавидят. И она в том числе. Каждое её слово било больнее, чем издевательства сестрицы и братца, подключившегося к этому аттракциону пару лет назад. Но с этим ничего нельзя было поделать, такова была его судьба, как бы пафосно это не звучало. Но день уже подходил к концу, артисты уезжали, а значит и ему пора возвращаться домой. И будь он чуточку внимательней, обратил бы внимание на тот факт, что целый день за ним следило несколько пар пронзительных глаз.
- Кайден, ты ничего не хочешь мне рассказать? - Мальчишка отвлёкся от книги и поднял глаза на отца.
- Нет, отец. Кроме того, что я, кажется, придумал новое заклинание. Вот, смотри. - Он разложил перед отцом множество исписанных свитков с начертанными на них формулами и знаками. - Конечно, у меня нет дара, но это не значит, что я ничего не понимаю. Вот, мы же знаем принцип действия заклинания разложения мертвецов, но что если добавить к нему массовый эффект от проклятия саранчи? Если мы соединим вот это и это... - Кайден увлечённо рисовал сложные завитки линий и совершенно причудливые узоры, попутно выводя текст заклинания и все магические его аспекты. - То мы получим заклинание, способное уложить махом целую армию противников. Я думаю, что зу'Риллы не сильно обрадуются такому повороту событий, когда решат объявить нам очередную войну. - Юный наследник рода посмотрел на своего отца, надеясь как минимум на одобрительное хмыкание, которым его награждали всякий раз, когда он открывал или делал что-то совершенно новое. - К сожалению, я не могу его испытать по известным причинам.
Рука отца легла на его плечо, а сам Висс внимательно вчитывался во все формулы и постигал принцип действия того, что открыл Кайден.
- Знаешь, при всей моей нелюбви к тебе, малец, толк из тебя бы вышел. Ладно, я даже скажу, что ты молодец, так уж и быть. И поэтому тебе выпадет огромная честь провести один ритуал. Пойдём со мной.
Кайден послушно встал и пошёл вслед за отцом, гадая, какое важное дело ему поручат и сияя от счастья. Его похвалили. Признали его талант если не некроманта, то мага-теоретика, способного открыть что-то новое. Но радовался он очень рано, потому что в подвале на ритуальном столе его ждала та самая девушка, смотрящая на него до смерти перепуганным взглядом и не имеющая возможности пошевелиться или издать хотя бы звук. А ему самому прилетел удар такой силы, что его отшвырнуло к ближайшей полке с зельями, которые тут же посыпались на него. Склянки разбивались об его голову и плечи, выплёскивая своё содержимое на кожу, заставляя его буквально взреветь от боли, потому что не во всех из них были безобидные составы.
- зу'Крайну не подобает водиться с простыми людьми. Что ты себе возомнил, щенок? Или ты думал о твоей вылазке никто не узнает? Что ж, ты научишься отвечать за свои действия, маленький выродок. - Висс никогда не поднимал голос, наоборот, в моменты своей ярости он говорил как можно тише, буквально шипел, источая самую настоящую опасность. А дальше Кайден просто ничего не смог поделать, потому что тут же попал в сети заклинания подчинения и уже не помнил, как в его руке оказался нож.
Отец заставлял творить его ужасные вещи, заставлял издеваться над этой девочкой, причиняя ей неимоверную боль и страдания, но не давая умереть. Жизнь из неё утекала крайне медленно, словно бы неохотно, но капля за каплей, слишком уж неумолимо. Кайден буквально разбирал её по частям, аккуратно отрезая куски плоти и не имея возможности противиться заклинанию отца. Снимал с неё кожу и вырезал органы, без которых она ещё могла жить. И понимал, что умереть ей не позволяет другое заклинание отца. Презирал в этот момент сам себя, но не мог сказать ни слова, не мог даже банально заплакать от злости, обиды и боли. Свежевал девчонку, которая была виновна только в том, что ей не повезло общаться с ним всего один день. Отрезал части её тела и не мог даже зажмуриться от её истошных криков, что заполняли подвал. И в конце всего действа, что длилось целую ночь, на столе лежало тело без рук, ног, кожи, местами без мяса и органов, с торчащими белыми костями, но ещё живое. Его самого вывернуло уже столько раз, что из него шла уже только желчь. А тело в дальнейшем вывесили на стене и отдали на растерзание воронам, всё ещё живое и чувствующее.
- Моли всех богов, Висс, чтобы мой дар не проснулся, потому что в ином случае я сотворю с тобой такое, что ты будешь молить меня об избавлении, будешь выпрашивать меня убить тебя, ублюдок. - У Кайдена не осталось ничего. Ни эмоций, ни сил, ни способности что-либо сейчас чувствовать. Не было даже страха перед чудовищем, которое являлось его отцом. Даже очередной удар не оставил в нём ровным счётом никакого отклика.
Этим же вечером жители подняли бунт, Висс впервые в истории применил заклинание, которое придумал Кайден и названное прахом вечности, а сам мальчишка сбежал.

29 октября
Гидеон проснулся ночью от собственного крика. Очередной кошмар из детства всплыл в его сознании и затянул в эту пучину ужаса, напоминая о том, что все те события были результатом его глупости, а бесчисленное множество смертей лежат на его совести, являясь, по сути, его рук делом. Так что Хартли тут же приложился к бутылке и залпом выпил половину, унимая дрожь и возвращаясь к работе. А парой часов позднее сидел дома у Блейка и полностью расписывал ему план действий на случай выхода ситуации из под контроля. Много времени это не заняло, Фостер всё отлично понял и смог разобраться в том, что понаписал ему феникс. Хотя и по нему было видно, что такой вариант развития событий ему очень не нравится. Тут стояли и вопросы морали, и вопросы их эфемерной дружбы и много ещё чего. Но сам Гидеон на первое место ставил безопасность для окружающих, потому что понимал, что с каждой минутой ему становится всё хуже и вариантов особо нет. Блейку придётся его убить, если это потребуется. Или дать ему сдохнуть так, чтобы никто при этом не пострадал. А ещё позднее Хартли сидел в комнате Кая на его кровати и просто смотрел на то, как парень безмятежно спит, боясь разбудить его. Знаете то ебаное чувство, когда всё уходит сквозь пальцы и несёт за собой лишь обиду на самого себя и собственное бессилие? Вот он сейчас испытывал это самое чувство. И почему-то плевать было на то, что Анна может проснуться и зайти сюда, тут же догадавшись обо всём. Это его волновало меньше всего. А вот с чувством того, что своей слабостью он предаёт парня он бороться не мог совсем и не знал, что с этим делать. Поэтому просто старался напоследок провести с ним как можно больше времени, словно пытался надышаться перед смертью.
И не заметил, как наступило утро, его вновь отправило в сон и проснулся он уже от того, что парень заворочался в его объятьях, но пока ещё не вышел из царства Морфея. Сейчас было плевать на всё, просто хотелось быть рядом, но всё же пришлось уйти к себе во избежание возможных лишних скандалов со стороны Анны. А вообще он бы никогда не подумал, что её присутствие может настолько сильно раздражать и виной тому были возникшие ограничения в желаниях и поведении, а Хартли принадлежал той породе людей, которые не привыкли отказывать себе в чём-либо. Можно, конечно, было поставить её перед фактом их с Каем отношений и повернуть разговор в сторону того, что если ей что-то не нравится, то её здесь никто не держит и она может валить на все четыре стороны, но всё было бы так просто, если бы это касалось только его, а ведь был ещё и младший Колтер за которого решать он не имел никакого права и если тот не сказал матери об их с Гидеоном отношениях, значит не посчитал нужным или тоже понял, что это чревато новым скандалом в их и без того нелёгкой в данный момент жизни. Наверное, не стоило подливать масла в огонь и усугублять всё это дело. Но это откровенно бесило. А ещё несколько пугал тот момент, что он частенько ловил себя на посторонней мысли о том, что их семейные проблемы его не должны касаться вообще, в то же время понимая, что эти мысли хоть и отражают истину, но всё же не принадлежат ему. Если только очень уж в далёких закоулках его души и сознания.
А что же касалось его собственных проблем...ну что тут можно было сказать, с Фостером он разложил всё по полочкам и оставил его постигать тонкости заклинаний и рунической магии. У него самого теперь стоял не менее важный вопрос, который заключался в том, чтобы избавиться от сущности, что сидела в нём самом, потому что ухудшающееся состояние и невозможность использовать все способности феникса - это не то, чего он хотел бы получить в итоге. А огонь не слушался его уже совсем, будто он никогда и не владел этой стихией.
С утра, едва успев позавтракать, вновь пришлось сваливать из дома в одну из своих лабораторий для опытов, потому что испытывать все методы по изгнанию твари из себя на глазах у Кая и Анны очень не хотелось. Это и слишком очевидно, и слишком опасно. Не за чем им пока знать правды.

29 октября, вечер
Кажется, своими сеансами экзорцизма он сделал только хуже, потому что тошнить кровью и желчью было очень и очень не весело, а осознавать, что с каждой его попыткой изгнать эту тварь из себя он только тратит собственные силы и кормит паразита, было и того хуже. За несколько часов он испробовал, наверное, все возможные варианты, которые только знал, а знал их феникс поболее подавляющего большинства опытных экзорцистов.
Правда в какой-то момент пришлось оторваться от столь увлекательного занятия для того, чтобы ответить на звонок Колтера, пообщаться с ним минут тридцать и сослаться на то, что в последнее время он просто очень сильно занят и у него появилось огромное количество дел, которые надо было очень срочно решить. В принципе, даже не соврал. А потом нашёл ещё пару часов для того, чтобы выбраться с ним на прогулку и наконец-то побыть рядом с ним без всевидящего ока Саурона в лице его матери. Да, чёрт подери, он сам безумно скучал и бесился, что ему приходится заниматься вот этим вот всем, вместо того, чтобы проводить время с человеком, который за столь короткий срок стал неотъемлемой частью его жизни. И пытаясь всё это анализировать, он понимал, почему так привязался к парню и почему так боялся подвести его. В Кае он видел себя в альтернативной версии вселенной, где вся его жизнь почти была перевёрнута с ног на голову, но события разворачивались примерно таким же образом. Кай проходил через то же, что и он сам в детстве, но в более облегчённой форме, если так можно выразиться. Гидеон прекрасно понимал большинство тех чувств, что испытывал парень и во многом почему-то чувствовал себя ответственным за всё это. Просто не мог его предать, понимая, что тот впервые за долгое время даже не смотря на весь этот хаос и один большой кошмар нашёл какое-то успокоение.
Но сейчас время играло против него и скрепя сердце, некроманта пришлось отослать домой, чтобы продолжить поиски вариантов спасения собственной задницы.

1 ноября
Насколько же больно смотреть ему в глаза и понимать, что я безбожно проигрываю, а Кай бессильно наблюдает за моим падением и совершенно ничего не может с этим сделать. Понимать, что вместе со мной рушится немаловажная часть его собственного мира и причиняет ему нестерпимую боль. Как же я ненавижу себя за то, что причиняю ему боль. Рано или поздно всем причиняю боль, ломаю всё, к чему прикоснусь. И как жаль, что я тогда в детстве не умер в подвалах родового замка, переживая все круги ада и страданий. И у меня уже просто нет сил. Кажется, будто внутри уже всё оборвалось, потому что не осталось даже надежды на то, что всё наладится. Я не хочу врать ни ему, ни самому себе. И это сейчас не ощущение от того, что впервые в жизни у меня что-то не выходит легко и быстро, это суровая данность и реальный взгляд на вещи. Это бой, в котором я просто не могу победить, потому что противник находится не передо мной, а внутри меня самого. И он знает обо мне куда как больше, чем я о нём. Он высасывает меня почти досуха и я просто умираю, зная лишь сколько примерно мне осталось. Бесславный конец, надо сказать. Хотя, иронично то, что я, глупец, множество раз выживал чисто случайно, но в этот раз вселенной надоело исправлять последствия моей глупости. Так оно и к лучшему, наверное. Но я-то знаю, что скоро меня не станет и мне будет всё равно, а вот им придётся как-то жить дальше и сейчас мне очень хочется надеяться на то, что очередной удар судьбы не сломает Кая и он сможет оправиться, пусть и не сразу, но сможет.
- Нет, Кай, поверь мне. Да, я не в праве решать за тебя, но тебе лучше было не знать. Если бы я справился, то всё это было бы забыто как страшный сон, но я не справляюсь. И скажи мне, разве тебе лучше было бы от того, что ты не спал и терзал себя собственным бессилием? Это ещё больше убивало бы и тебя, и меня. У меня было достаточно времени чтобы испробовать все возможные варианты, но ни один из них не работает. Ни один. И знаешь, всё это время мне настолько паршиво от того, что я не могу ничего сделать, предаю тебя своей слабостью в тот момент, когда всё начало налаживаться. И ты ничего не можешь сделать.
- Кай, стоп. Ты никуда не поедешь. - Впервые за долгое время я полностью согласен с Анной. - Кай, она права. Если ты решил сделать эту глупость, то возвращаться тебе уже будет не к кому. Я умру раньше, чем ты вернёшься.
А потом я очень пожалел о том, что не могу выйти за барьер, потому что иначе отвесил бы этому мальцу мощный подзатыльник за тупорылые идеи.
- То есть ты решил вытащить меня и сдохнуть сам? А мне что делать, не подскажешь? Твоё счастье, что я сейчас не могу до тебя добраться, потому что иначе я бы тебя прямо на этом месте ушатал. - Чёрт, как же я злюсь на его глупость. Хотя следовало бы злиться на свою, но сейчас именно эта злость придаёт мне сил держаться на ногах, истощает ещё больше, но всё же даёт какой-то стержень, не позволяющий обессиленно упасть, хотя с каждым моим движением всё становится только хуже и я вновь захожусь в кашле, выплёвывая, кажется, куски своих органов вперемешку с кровью. А потом этот дурень вскрывает все карты, рассказывая Анне про наши с ним отношения.
- Анна, а ты ещё не догадалась? Стал бы твой сын вот так убиваться ради постороннего человека? Или ты вообще слепая? Ну так вот, новость века, мы с ним встречаемся. Хотя уже как бы и недолго осталось. Так что уж смирись с этим фактом на денёк-другой, будь добра. - Я уже даже почти не слышу себя, сил не остаётся. Уже плевать на реакцию Анны, плевать на всё. Провести последние часы с Каем и быть свободным. У меня уже нет надежды, я уже не хочу бороться, потому что это действительно бесполезно. Паразит внутри меня победил окончательно. Я слышу его злобный смех, чувствую его ехидное злорадство. Ему всё равно, это тюрьма для меня, а не для него.
- Ну я рад, что вы тут немного разобрались в своих отношениях, но спешу напомнить, что время почти на исходе. - Это говорю уже не я, это злорадствует тварь внутри меня, ей-то всё забавно. А потом я просто падаю и почти отключаюсь. - Прости, Кай. Я люблю тебя. - Последнее, что я успеваю выдавить, прежде чем упасть за пелену Тьмы и бессознательности.

Out of time and place
- Что рисуешь, Гидеон? - Кайден оторвался от книг и записей, почувствовав пристальный взгляд наставника. Гидеон очень любил рисовать, делал это часто и с удовольствием, а сам Кайден зачастую становился невольным объектом его художеств. - Тебя, как обычно. Ты не отвлекайся. - Маг хмыкнул и вернулся к своему занятию.
Прошло уже много лет с тех пор, как он бежал из замка зу'Крайнов и перебрался на другой континент, повстречав Хартли, человека удивительного и многогранного. Того, кто смог изменить его жизнь и поверить в себя, научить чему-то очень важному и показать, что в этой жизни есть множество удивительных вещей, которые надо ценить. И даже кошмары из детства несостоявшегося некроманта его почти не мучали. Жизнь налаживалась и Кайден сумел поверить в то, что всё может быть хорошо. Он менял личины и имена, путешествовал от страны к стране, от города к городу бок о бок с Гидеоном, который невольно сумел заменить ему отца и стать превосходным наставником, идеалом, если угодно, к которому парень стремился и в котором упорно не замечал недостатков. На все вопросы о том, почему они так часто переезжают с места на место он удовлетворялся ответом о том, что мир огромен и ещё так много предстоит узнать. Этот человек за пару лет дал ему больше, чем все остальные люди за всю его жизнь, вселил веру в человечество, веру в людей и научил менять этот мир к лучшему, меняться самому. Научил тому, что все границы - есть лишь условность и нет ничего невозможного, просто не для всего пришло своё время. Гидеон стал смыслом его жизни. Той самой светлой полосой, которая была отличным вознаграждением за все те страдания, через которые ему пришлось пройти. А Кайден, в свою очередь, рассказывал ему про бытность некромантского рода, выдавал все тайны, которые только знал, будучи беспросветно очарованным своим наставником. Ради него ввязывался в безумные и опасные для жизни авантюры, не понимая того, что Хартли загребает жар его руками. Упорно не замечал этого. Единственная тайна, которая так и осталась на дне и никогда не всплывала - это то, что сам Кайден придумал прах вечности, вся печальная слава которого отошла его отцу и, может быть, даже к лучшему. Он потом разбирал это заклинание и нашёл ошибку, которая привела к смерти Висса, а затем решил, что пусть оно так и останется. Человек, который осмелился отобрать десятки, сотни, а то и тысячи жизней, не должен жить. Но пытливый разум юного теоретика разработал и другую версию этого заклинания, основанную не на некромантии и безопасную для самого использующего, словно знал, что когда-нибудь он сам попадёт в ситуацию, когда иного выхода не будет. А все записи о его разработках каким-то образом попали в руки Гидеона, о чём он узнал немного погодя.
Для него так и осталось загадкой, что же двигало наставником, когда тот продал его записи и исчез в тот день, когда за ними пришли. Позднее, Кайден смог понять, что таким образом Хартли, всю жизнь бежавший от чего-то, выкупил себе свободу, оставив вместо себя наследника некромантского рода, слава о котором шла сильно впереди самого Кая. Он просто предал идеалы человека, который им восхищался ради того, чтобы жить спокойно. В один миг обесценил всё, что делал и говорил и сам зу'Крайн понял это ровно в тот момент, когда оказался в лапах тех, кому его продали. Невольно смотрел за тем, как почти что его руками те творят зло, которого он никогда не хотел и осознавал факт того, что каждое его открытие - есть ничто иное, как прямая опасность для всех вокруг. Тогда он просто потерял веру в людей и в этот мир. Стал тем, кем являлся даже спустя сотни лет. Человеком, который всё делал только ради себя. Тем, кому уже не было дела до чужих интересов и кем двигали только собственные мотивы. Этот мир просто не заслуживал того, чтобы жить дальше, а все его труды и открытия - лишь толчок к самоуничтожению всего сущего. Люди хотели быть преданными, хотели иметь власть и пользоваться ей в угоду себе, человечеству нужно было бессмысленное насилие потому, что оно просто не способно быть счастливым и жить мирно. И новый Гидеон, который родился из прежнего Кайдена, услужливо подкидывал миру способы для самоуничтожения, прикрывая всё это благими намерениями и собственным эго, помноженным на жажду признания. Он стремился быть великим для того, чтобы наблюдать за тем, как этот мир убьёт сам себя. А всё остальное - лишь самообман. Ему никогда не нужно было ни признание, ни любовь, не нужны были друзья. Он шёл по пути уничтожения и играл свою роль, а потом стал слишком человечным. Наигрался. Будто что-то в нём сломалось и щёлкнуло. Так вокруг него появились Колтеры и так рядом с ним оказался Кай, которого он по-настоящему полюбил.

2 ноября
- Я так долго вёл этот мир к уничтожению, что сам пал жертвой собственных деяний. Иронично. - Проговорил Гидеон, выплывая со дна забвения и смотря на всех, кто находился рядом. Уже не было плохо. Он ощущал странную лёгкость в теле, свободу. Ему было легко и хорошо, будто не ему осталось максимум пару часов жизни. Лишь было немного обидно от того, что всё в итоге повернулось против него самого. Он чётко осознал каждый шаг, который привёл его к этому моменту. Каждое своё действие, запустившее вереницу иных событий и нашёл ту петлю, которая ясно дала ему понять, что всё, что сейчас происходит с ним - это не чужая магия. Он пал жертвой собственных открытий и разработок, которые всё это время лежали где-то в самом дальнем углу его библиотеки. Заброшенные, но дошедшие до того самого племени. Он пал от собственной руки. - И даже немного обидно, что я оказался вот таким дураком. Кай, пообещай мне, что сможешь жить дальше? - Феникс прислонил руку к барьеру и упёрся лбом о незримую стену, смотря на парня взглядом, в котором отчётливо читалась смесь вины от того, что он разочаровал человека, который в него поверил, как и он сам когда-то в своего наставника и облегчение от того, что всё это скоро закончится. Он стремился уничтожить мир, а в итоге уничтожил лишь себя.

0

10

Маттиас Палмер.
Конец августа, 2004 год. Филадельфия, дом Колтеров.

-Маттиас!
-Эд, в чём дело?- раздражённо отозвался колдун, с неохотой отрываясь от записей и глядя на нарисовавшегося в дверном проёме кабинета собрата по ковену,- Пожар, потоп, очередной апокалипсис? С чем вы опять не можете разобраться? Ты же в курсе, что я сейчас крайне занят?
-Кай опять в саду Морены. Я позвал его, но… Ты же знаешь.
-Он там один?- раздражение тут же сменилось нешуточным беспокойством. Под небрежным жестом разбросанные по столу листы словно исчезают в воздухе и Палмер подходит к окну, выглядывая сына. Чертыхается, разворачиваясь. Плохая новость – Анна где-то в Атланте. Но какое счастье, что его Верховная тёща со своим недооракулом в отъезде и эту проблему можно решить без лишнего шума со стороны последнего, который терпеть не мог, когда Малакай находился рядом с его обожаемой младшей доченькой.
Маттиас его отчасти понимал, хотя главный некромант ковена и утверждал, что на данном этапе сын совершенно стабилен и не представляет для окружающих никакой опасности. Тем не менее, в отгороженный от общей территории сад Кая, в отличие от его сестриц, после давнишнего инцидента так и не пускали. Он не топтал цветы, как маленький варвар, не пытался сорвать или ещё что-то в этом роде, но ему достаточно было одного преддверия мысли и вовремя не ухваченного за хвост самоконтроля, что бы хрупкие и нежные растения тут же увяли. В тот самый раз сад пришлось выкорчёвывать целиком, потому что восстановлению они не подлежали. Морена была в ярости. Но тогда Каю было всего пять, а сейчас уже восемь. Впрочем, его отец таки подозревал, что с возрастом проблема не только не уменьшалась, но и стремилась к поистине необъятным размерам. И это только подстегивало его убыстрить шаг.
-Ой! А что он ещё говорит?
-Он… Не любит такие обособленные дома, даже такие большие, как наш. Ему нравятся те, что в центре города, те, в которых много-много этажей, и что бы его квартира непременно находилась на том, что выше всех. Он говорит, что наши дома не безопасные. Все эти хлипкие двери, окна, в которые слишком легко залезть. А там - устроился себе наверху, за железной дверью. И хорошо. Но я не очень понимаю, что именно.
-Ох… А сейчас он там, так глубоко внизу. Ему не страшно?
-Нет. Он привык. К тому же, сейчас он видит тебя. Говорит, у тебя очень красивые бабочки на платье.

Еве всего пять, и она совершенно очаровательна. Все взрослые просто расцветают при виде этого чудесного ребёнка. Такая добрая, послушная, умная, и, чёрт возьми, безо всяких там разрушительных способностей. Образцовая дочь. Маттиас был бы счастлив оказаться её отцом, да и Анна определенно заслужила бы такую замечательную дочь. Боже, они были бы просто отличной семьей. Ева тут же улыбается, приветствует «дядюшку Ма», и понятливо кивает, когда он просит её пойти в дом к старшей сестре. Перед тем как убежать, напевая незамысловатую песенку, она наклоняется и целует в щеку сидящего прямо на земле бледного нескладного мальчика. В противовес голубоглазой сестре его глаза почти чёрные, какие-то будто бы глянцевые, как у куклы, и обращённый на отца взгляд исподлобья пристальный, немигающий.
И этот взгляд, пожалуй, Маттиас ненавидит ничуть не меньше чем его дар. Малакай всегда смотрит глаза в глаза, так, будто знает самый отвратительный секрет, постыдную слабость, что-то такое, о чём ещё не осведомлён даже сам его обладатель. Но глядя в глаза этому маленькому мальчику, чувствует, что тот видит нечто эдакое, непостижимым образом вскрывая, как нарыв, всю самую омерзительную гадость со дна чужой души, то что прячут и не показывают никому и никогда. То, в чём человек не признаётся даже сам себе. И смеётся над этим, пусть и не вслух. Даже улыбка слишком редкий гость на его лице, хотя к удивлению окружающих, когда Кай всё-таки изволит улыбаться, это не выглядит так же жутко, как у небезызвестной Венсдей Аддамс после пытки просмотром диснеевских фильмов в детском лагере. Но этого слишком мало, для того что бы Маттиас смог его полюбить. Да, это самая настоящая паранойя, Палмер никогда не признавался в этом окружающим, но не скрывал от себя самого – каждый раз, когда сын на него вот так смотрел, колдуну хотелось вопить и трясти его за плечи в попытке разбудить хоть что-то человеческое, ну или детское, ну или в конце концов просто хотя бы нормальное что-нибудь. Как Анна всё это выносила – одному Дьяволу известно, но ради неё Палмер будет пытаться раз за разом не полюбить, так хотя бы по-настоящему принять сына.
-Мама и бабушка просили тебя не заходить сюда, разве нет?- для того, что бы присесть перед Каем на корточки с максимально доброжелательным выражением лица, Палмеру приходится собрать в кулак всё своё самообладание. Вот так вот разговаривать и параллельно думать о том, что твой ребёнок может ни с того ни с сего захотеть причинить тебе зло – это уж слишком.
-Прости, папа,- и как обычно, ни в голосе, ни на лице ни малейшего следа раскаяния. Мальчик похлопал ладошкой по земле рядом,- Но ему одиноко. Он звал меня целый день.
Трусом Маттиас не был. Тем, кто поверил бы в детские россказни – тоже. Зато реализма у него всё же было поболее, особенно в отношении Кая. Если некромант говорит, что кого-то видит или чувствует – к этому стоило прислушаться. Даже монстр под кроватью с вариантом наибольшей вероятности был бы реальным, и несчастливый отец даже не удивился бы, узнав, что именно отпрыск его и вызвал.
-Ты хочешь сказать, что в бабушкином саду, вон там, кто-то зарыт? И откуда он там взялся? Давно?- незапланированный труп, да ещё и в таком месте, в любом случае вызывал наводящие вопросы, поскольку останки почивших членов семейства хранились в фамильном склепе. Кто стал бы устраивать могильник между герберами?
-Он не помнит. Говорит, было тепло, как сейчас. Он пришёл не один, что бы выставить бабушке ул… уль-ти-ма-тум. Они уходили в спешке, недовольные, но он уже не помнит, почему. Отказались ночевать нашем доме и уехали в гостиницу. И этой же ночью вернулся втайне от всех. Он должен был доказать ей, подмять под себя. Она должна была признать его власть. Она зря ему отказала,- младший Колтер явно повторял чужие слова, не особо вникая в их смысл. Духи сами тянулись к ребёнку, который был для них чем то вроде маяка, окошка в мир живых. Маттиас уже видел, как подобные Каю дети просто сходили с ума, не выдерживая всего этого, были страшные случаи, где несчастный медиум оказывался марионеткой в руках духа, а то и не одного. Но некромант – это не просто посредник между миром живых и уже ушедших, он обладал властью несоизмеримо большей. И он же с лёгкостью мог разговорить даже того духа, который совершенно этого не хотел. Подчинить уже вышедшее за рамки привычкой реальности и физической осязаемости и сделать с ним что-то такое, от чего кошмары по ночам будут сниться даже взрослого и умудрённого опытом колдуна вроде Палмера, за всю свою немаленькую жизнь повидавшего и не такое.
-Она встретила его здесь. Она сказала, что ждала его. Засмеялась. Он закричал на неё, назвал… Не могу разобрать слово. А потом ему стало очень холодно, вот здесь,- мальчик поднял руку и медленно провёл ребром испачканной в земле ладони по шее,- И мокро, но совсем ненадолго.
-Так. Ты об этом рассказывал кому-то ещё кроме Евы?
-Нет,- младший Колтер скривился так, словно отец сказал какую-то совершенно ужасную глупость.
-И не скажешь. Слышишь меня, Кай? Скажи Еве, что это была просто шутка,- парень просто молча кивнул ему с совершенно непроницаемым выражением лица и Маттиас не смог сдержать облегченный вздох. Нет, не будет проблем. Только не сегодня. Уже собираясь взять сына за руку и вывести, он ещё раз зацепился взглядом за землю, где предположительно действительно был закопан один незадачливых гостей Колтеров. Маттиас догадался, о ком говорил Кай, но этот человек считался пропавшим без вести вот уже восемь лет как. Решения Верховной не обсуждались, тем что более, что вот это она принимала лично сама и никого не ставила об этом в известность, пусть даже кое-кто и догадывался об истинном положении дел, чего уж там. И вдруг насторожился,- Почему… Почему мне кажется что с землей что-то не так? Ты здесь копал? Или что?
Уже поднявшийся было мальчик молчал, наткнувшись на взгляд отца как на шипы, и даже сделал шаг назад.
-Малакай, какого чёрта?- в голову ударили одновременно страх и злость. Чертыхнувшись, Палмер опустился прямо на колени и начал рыть легко поддающуюся землю прямо пальцами. И почти сразу же наткнулся на что-то тошнотворно мягкое – слипшаяся шерсть на боку то ли крупного кота, то ли мелкой собаки, выяснять это он уже не хотел.
-Ему было одиноко. Я хотел сделать лучше,- наконец-то во взгляде этого маленького демона пробивается растерянность. Настоящее человеческое чувство! Почти чёрные глаза Кая вновь становятся светло-карими, «медовыми», как любила говорить Анна, хотя что так, что эдак взгляд их никогда не бывал лёгок и приятен. И ведь Палмер понятия не имел, притащил тот уже труп или, может быть. кто-то сегодня не досчитался своего домашнего питомца. Потому что в обоих вариантах была совершенно одинаковая вероятность.
-Вон отсюда, Кай. И что бы не выходил из дома до возвращения матери. А ну пошёл. ЖИВО.
У его сына не было ни единого шанса стать нормальным. Он был неприспособлен для этого точно так же, как не приспособлены были рыбы дышать воздухом вне водной стихии. Конечно, Палмер мог бы, да и должен был, откровенно говоря, вести себя максимально спокойно. Но, что уж там – не хотел, уже просто не мог, потому что порой даже самые стальные нервы дают слабину, когда все так тщательно выстроенные одна за одной иллюзии насчёт нормальной семейной жизни с любимой женщиной и общим ребёнком с самого начала полетели по наклонной. Вся проблема заключалась в Малакае, он был источник всех бед и их нескончаемый генератор, лишающий Маттиаса хотя бы самой маленькой возможности проявить себя как отличного отца. Анна всегда говорила, что здесь самое главное – любовь и терпение, но и они когда-нибудь заканчиваются. Весь запас этих чувств по отношению к отпрыску тратился в никуда, и на что она до сих пор надеялась – непонятно. Видимо, это всё тот самый неистребимый ничем материнский инстинкт, заставляющий её раз за разом говорить «я люблю тебя» этому чудовищу, объяснять уже тысячу раз повторенную заповедь про «не навреди», кидаться на его защиту в ответ на любое неосторожное слово в сторону её ребёнка. Она им не стыдилась, и это было самое удивительное, потому что, на взгляд Маттиаса, гордиться здесь было совершенно нечем. Но практически все женщины семьи Колтеров действительно искренне любили это исчадие самых недр преисподней в обличии маленького мальчика, разве что за исключением старшей дочери Маркуса. Эта была вся в папочку.
Юный некромант явно хотел что-то сказать, но не стал – просто развернулся и ушёл в дом, сопровождаемый взглядом отца, в котором постепенно вдобавок ко всему просыпалось ещё и чувство вины. Он ведь сам выбрал эту жизнь. Сам упорно добивался права стать в доме Колтеров не просто приглашённым в гости по делам ковенов дипломатом, без памяти влюблённым в Анну хотя ему не раз говорили что она отнюдь не подходящая для него спутница жизни. Слишком яркая, слишком талантливая, в ней всего было слишком для человека, который всю свою жизнь хотел спокойствия, размеренного ритма жизни и абсолютной стабильности, в то время как она никогда не могла усидеть на одном месте и занималась вещами гораздо более опасными, чем готовка кулинарных изысков. Он был для неё слишком скучен, как глянцевая картинка в журнале для домохозяек. Ей нужен был кто-то такой же непредсказуемый, вроде крутящегося вокруг неё Гидеона Хартли, который никогда не вызывал у Маттиаса особо положительных чувств – в том числе и по этой причине – но общался он с ним всегда неизменно ровно и вежливо что до их с Анной неожиданной свадьбы, что потом, когда этот «друг семьи» заваливался к Колтерам как к себе домой, разве что ноги на стол не клал во время семейный сборищ с его участием. В отличие от Маркуса, который вечно нарывался на конфликт, Палмер всегда олицетворял собой непреклонный нейтралитет, который порой принимали и за слабость, хотя это было отнюдь не ею… Как он сам всегда считал.
Кай никогда не скажет матери об этом его случайном срыве, усталости от маски доброжелательного лицемерия. Он вообще никогда, никому и ни о чём не говорит, словно собственных чувств у него нет. И, конечно же, Палмер не узнает, что их-то у его сына было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. И одним из них было просто невероятное желание заполучить его признание. Может, даже пару ласковых слов в похвалу, чего он ещё никогда в своей жизни от него не слышал, как ни пытался их заслужить. Ведь своим желанием помочь несчастному духу Кай сделал доброе дело, разве нет? Очевидно, это был не тот путь, но как бы Кай в силу своих способностей и восприятия мира не пытался подобрать ключик к отцовской душе, ему это так и не удалось – ни сейчас, ни гораздо позже.
И однажды все эти нереализованные желания, потаённые обиды и отсутствие нормальных, здоровых отношений между отцом и сыном превратятся в холодное безразличие. Его новую броню, выстроенную в первую очередь против самого же Палмера.
И она, как ни крути со всех сторон, поистине совершенна. 

28 октября, 2016. Малакай Колтер
К кому как, а к Каю неприятные открытия имели свойство приходить не по одиночке, а сразу целой компанией. Возможно, если бы он мог сидеть на заднице ровно и нихрена не делать, их было бы поменьше, кто бы спорил, да и спалось бы куда приятнее. Но тогда, очевидно, жизнь была бы слишком скучна. Хотя в последнее время он всё-таки задумывался о том, что в размеренном и спокойном её течении порой всё же нет ничего плохого. Но что если всё это – не более, чем иллюзия?
К какому только сумасшедшему выводу не придёшь, стоя посреди огромной залы, где раньше находились целые джунгли и говорящее зеркало, а теперь не было ровным счётом ничего. Словно после активации Элувиана, которая теперь, по ощущениям, Каю просто приснилась в очередном фантасмагорическом сне, кто-то пришёл и старательно уничтожил вообще всё, что могло иметь хоть какое-то отношении к Гильдии и заключённому в недрах катакомб артефакту. Само здание теперь было совершенно пустым и заброшенным, запертым скорее от любопытных сталкеров, одним из которых Кай себя и почувствовал, пока в него пробирался, и исполняло роль некоего исторического городского объекта, на который можно было просто поглазеть снаружи. Экскурсии внутрь водить было бесполезно, потому как и показывать то здесь было нечего. Никакой магии Колтер не чувствовал от слова совсем – ни защитной, предупреждающей, ни той, что некоторое время назад специально вела его сюда, проводя сквозь хитроумные ловушки. Он совершенно беспрепятственно дошёл до подвала через пустые коридоры, подсвечивая себе пространство фонарём, а дальше остановился в недоумении. Здесь было столько хитроумных переплетений, что блуждать можно было хоть до посинения, а поскольку в прошлый раз Кай бежал за путеводной нитью зеркальной магии как одержимый, толком ничего кроме неё не видя, полагаться на собственную память было как-то слегонца сложновато.
Гидеон мог бы вспомнить… Но у него сейчас были дела определённо гораздо более важные, чем заниматься такой ерундой. Вообще любой ерундой, которая, включала в себя присутствие Кая рядом, что уж там. На сегодняшнем завтраке колдун был настолько поглощен какими-то своими мыслями, что совершенно не обращал внимания на ещё двух непосредственных участников, их переглядывания, а затем и разговоры о нём напрямую. Любые, даже самые невинные вопросы были им стойко проигнорированы, видел Гидеон не дальше придвинутой к его руке некромантом чисто исследовательского интереса ради булочке, ибо, оставаясь на середине стола в тарелке, Хартли она совершенно не заинтересовала. В конце концов, мать просто предложила не обращать на него внимания. Колтер ответил что был бы рад и уже потянулся за кофейником, после чего с полминуты смотрел на то, как молниеносно схвативший его Гидеон в ускоренном темпе уничтожает последнюю надежду Кая на тихое, мирное утро с чашечкой бодрящего напитка. Делать вид, что не больно-то и хотелось, у парня не получилось. Потому что, блин, хотелось, да ещё как, и вообще какого хрена происходило в эти дни всё ещё оставалось из области непознанного, но устраивать скандал по такому поводу было глупо, да и истинной целью этого дела было б отнюдь не кофе. Мать только вздохнула и предложила сварить ещё. Кай криво усмехнулся, бросив, что пойдёт прогуляться по городу и отправился собираться с окончательно испортившимся настроением.
В одиночку бродить в недрах нежилых зданий, из источников света имея при себе только фонарь, который, по всем канонам жанра ужасов, может забарахлить в самый неподходящий момент, должно быть страшновато. Но страх в подобных местах – это не более чем совокупность богатого воображения и незнания того, что творится за следующим поворотом, которые подпитывают вот это самое ощущение адреналина, за которым и гоняются любители полазить в заброшенных местах. Откуда то же берутся все эти безумные фантазии про монстров, которые на деле чаще всего оказываются кем то вроде забредших погреться бездомных, никак не ожидающих, что на них наткнётся охочая до баек и острых впечатлений ребятня. Впрочем, Колтера было сложно испугать даже наличием монстра вполне реального. Сказать честно, надеялся он хотя бы на что-нибудь сверхъестественное, малейший след, который подсказал бы ему что всё произошедшее – не просто плод его больного воображения, тем более что Хартли так же был свидетелем и непосредственным участником всех событий, а, следовательно, тут Кай вроде как с ума не сходил. Ведущий в катакомбы ход пришлось искать минут пятнадцать – серьёзно, всё это время он просто бродил по сырым и тёмным коридорам подвала, не испытывая ни малейшего дискомфорта, хотя обычному человеку всё это давило бы на психику только в путь, не говоря уж о туманной перспективе остаться здесь в полной темноте и вообще никогда не найти лестницу наверх. Но настолько беспомощным Кай себя вроде никогда не чувствовал. Некие смутные сомнения зашевелились когда свет фонаря, наконец, осветил тёмный провал там, где раньше была нужная дверь. Но он должен был увидеть, должен был взглянуть ещё раз и убедиться, что всё это – взаправду. И вот спускаясь вниз, следуя по одному-единственному пути, Кай не видел ничего схожего с тем, что услужливо подбрасывали ему воспоминания. Никаких цветов под ногами, никаких рун на стенах. Только пустота, темнота и сырость. Связь здесь давно уже не ловила – и чёрт бы с ней. После того как они с Гидеоном вернулись из этого подземелья, Каю постоянно снились кошмары. В половине фигурировал именно вот этот путь вниз, где он каждый раз неизменно оказывался один, во второй – красивое до жутковатой неестественности лицо древней богини из зазеркалья, шепчущей ему что-то на непонятном языке. Исход первого каждый раз варьировался, но второй кошмар  неизменно заканчивался одинаково – Кай произносил заклинание, и бегущие по от низа к верху по поверхности зеркала трещины разрезали её отражение как тончайшими бритвами, тут же начиная кровоточить. И когда её шёпот переходил в торжествующий крик, Элувиан снова взрывался изнутри, и это искалеченное окровавленное создание на фоне разверзшейся алой воронки хватало его за руки и утягивало внутрь за собой. А потом он просыпался. Казалось бы, после такого охота ходить одному по местам, связанным с настолько дурными воспоминаниями отобьёт на раз, но Кай не был бы собой, если бы не умел этому самому страху смотреть прямо в лицо. Тем более что на самом деле смотреть тут оказалось не на что.
Ни растений. Ни осколков. Фонарь освещал только высокие своды и камень. Вся эта чертовщина выглядела так, словно после их небольшого «приключения» инквизиторы экстренно собрали все свои пожитки, да что там, вынесли из здания вообще всё, оставив только голые стены – Кай попутно проверил – и переместились куда-то в более гостеприимное место, предварительно уничтожив любые следы, которые могли бы указать на их присутствие здесь. А зеркало… Да чёрт знает, что с зеркалом. Если его здесь и не было никогда, то какую же функцию выполнял этот подземный ход к нему? Его бы и вовсе не существовало, если бы не было заключённого здесь артефакта, ведь так?
Вот тогда-то Каю и стало страшно. Внезапно навалилось иррационально неприятно давящее ощущение того что он сейчас находится довольно глубоко под землей в месте, где нет ни единой души, совершенно один, никому при этом не сказав куда он там отправляется и что собирается делать. Да и Хартли бы его по голове не погладил за такое самовольное путешествие в место, куда Колтеру соваться не следовало ни тогда, ни сейчас. Но страх этот был скорее связан с осознанием какой-то подспудной неправильности всего происходящего и всё вокруг стало казаться нереальным. Было сложно объяснить это чувство даже самому себе, и уж тем более объяснить его кому-то ещё. Некому. Поделиться своими пространными опасениями с матерью? Это неизменно повлечёт за собой рассказ о вещах, которые ей знать не следует, по крайней мере, не на данном этапе. К Гидеону, как самое очевидное? Он сейчас просто не воспримет это всёрьез, если вообще скажет Каю хоть слово. Колтер уж не знал, чем заслужил такую немилость, но Хартли его не просто не замечал, как ту же мать, пока та не начинала задалбывать бессмертного наводящими вопросами. Некроманта он вообще весьма заметно сторонился. К тому же всему происходящему могло быть и другое объяснение – после всего произошедшего Хартли наверняка сюда уже наведывался, и может быть как раз то, что Колтер сейчас здесь ничего не наблюдает, является тому следствием.
Вновь оказавшись на улице, некромант с наслаждением вдохнул свежий, после затхлости-то подземелий, воздух. Впервые в жизни отчаянно хотелось закурить и просто пялиться на затянутое тучами небо, пытаясь сообразить, что же это было.
-Ты чего здесь ошиваешься?- от созерцания Кая оторвал голос пожилой женщины, подозрительно смотрящей на привалившегося к стене возле бокового чёрного входа парня.
-Что, простите?
-Ты чего здесь делаешь, спрашиваю?- наверняка Кай был не первым, кто пытался сюда залезть, и даже далеко не первым кому это удалось. В любом случае, хрен его знает, как местные относились к осквернению грязными ботинками этого чёрт знает сколько лет стоящего тут запертым здания, которому так и не нашли никакого более подходящего применения, кроме как торчать посреди города, навевая зловещие ассоциации.
-А, ну это. Сатанист я, бабуль,- отлепившись от стены, Колтер медленно сделал пару шагов к женщине, глядя на то, как та тут же стремится увеличить между ними расстояние, пятясь задом, и доверительно поинтересовался,- Ищу подходящее место для жертвоприношения девственниц, ну и всё такое.
-Я сейчас вызову полицию!- Колтер сосредоточенно сдвинул брови, обдумывая сказанное.
-А среди них есть девственницы?- после этого вопроса пришлось довольно быстро ретироваться в противоположный конец улицы, ибо судя по выражению лица женщины та собиралась вызвать сюда целый их отряд, а Кай сейчас был не в том настроении, что бы разруливать последствия своих же сомнительных шуточек.

Маттиас Палмер.
23 января, 2012 год. Филадельфия, Дом Колтеров.

Этот один из тех самых дней, которые отпечатываются в памяти так прочно, что и спустя много лет всё произошедшее кажется событием буквально вчерашней давности. Сегодня фамильный особняк собрал в себе множестве гостей – не только «ближний свет», но и из самых дальних уголков земли. Тех, кто знал Даррена Барроу достаточно хорошо, что бы назвать его своим другом или хотя бы просто хорошим знакомым. И даже тех, от кого появиться требовали только правила приличия не делающей поблажку для собственных желаний дипломатией. И, конечно же, всю его семью и ковен полным составом, дабы проводить главного оракула в последний путь, а затем торжественно передать эту должность его сыну. По уже устоявшейся традиции, самые близкие, каждый из них, должны сказать прощальную речь. Первой на себя эту обязанность взяла Морена, затем Анна, потом должен был выступить Маркус – при мысли об этом Маттиас кривится, прикидывая, сможет ли новый оракул прикинуться скорбящим хотя бы в такой день.
-Кай будет говорить?- До начала остаётся полчаса. Анна стоит у огромного напольного зеркала в ореховой оправе и вдевает в уши маленькие серёжки. Совершенно спокойная, предельно сдержанная и, как всегда выглядящая идеально даже в такое время и в этом своём траурном наряде – закрытое чёрное платье до колена, чёрные лодочки, минимум украшений. Молчит. Палмер подходит к ней, кладёт руки на плечи, чувствуя, как же сильно на самом деле она напряжена, и осторожно целует в висок. Молодая женщина не отстраняется, хотя он был бы готов и к этому, поправляет волосы, в последний раз оббегая своё отражение взглядом с ног до головы.
-Я не знаю. У меня не получилось заставить его подготовить речь. Это просто как… Биться в глухую стену,- она беспомощно, растерянно вздыхает и это колдун видит едва ли не в первый раз, поскольку никто и никогда не имел на младшего Колтера настолько же обширное влияние, как она,- Он так уверен что это не просто несчастный случай. Обижен, что его не воспринимают всерьёз, хотя это не так, но здесь и так всё предельно ясно. Послушай, поговори с ним, пока ещё есть время.
-Не уверен, что это хорошая идея,- неправильный ответ. Колдун видит это, когда жена резко разворачивается к нему на каблуках и смотрит пронзительным взглядом, сжимая кулаки. Правильный макияж скрадывает бледность и слегка припухшие от слёз глаза – хотя никто из домашних не видел её плачущей. Один-в-один как её мать, которая не вышла из образа железной леди даже когда всё это произошло. Выдаёт только страшная усталость во взгляде, которую не спрячешь и не замаскируешь никакими средствами. Он знает, что она сейчас скажет – ты же отец, это твой сын, ему нужна поддержка и всё в этом духе, но она почему-то по-прежнему молчит. В конце концов Маттиас не выдерживает, бормочет что-то утвердительное и выходит из комнаты, направляясь к младшему Колтеру. Но своей комнате его нет – приходится искать, проходя мимо гостей, каждый из которых считает себя обязанным выразить свои соболезнования. Даррен и Маттиас никогда не были особо близки, и тем не менее на правах зятя ему тоже приходится всё это выслушивать, благодарить и жать протянутые руки, прежде чем выйти из теперь навевающего неприятные ассоциации со склепом из-за количества цветов и свечей особняка и отправиться к возведённой буквально в кратчайшие сроки двухместной, на чём настояла сама Морена, усыпальнице, отделённой от общего фамильного склепа, который находился в пяти минутах ходьбы от дома. Там вполне предсказуемо и обнаружился сын, стоящий перед её входом и разглядывающий рельефные выступы. Маттиас слегка притормозил, разглядывая его одинокую фигуру, облачённую во всё чёрное. Дорого, со вкусом, кажется весьма старше своего возраста в хорошем смысле – а как же, костюм мать подбирала. Не смотря на то что младшему Колтеру волей-неволей привили весьма неплохой вкус, у отца создавалось впечатление, что если бы ему позволили, парень так и ходил бы всегда и везде в джинсах и драных майках с сумасшедшими рисунками, заношенных до состояния второй кожи, как какой-то там бедный художник, а не наследник богатого и магией, и деньгами рода. Падающие с неба редкие  снежинки ударялись, тут же исчезая, об окружающий склеп невидимый купол, поддерживающий внутри комнатную температуру, застревали в вечно растрёпанные волосах Малакая, который даже сейчас не потрудился привести  их в порядок. Он явно прекрасно слышал скрип снега под подошвами ботинок отца, но предпочёл заговорить только тогда, когда тот сократил между ними расстояние до пары шагов.
-Я искренне надеялся, что тебе хватит ума сюда не приходить. Сразу – «нет». Можешь разворачиваться и топать обратно, там тебе будут рады гораздо больше.
-Я пришёл тебе напомнить, что традиции нарушить нельзя,- сухо отозвался колдун,- Поэтому понизь тон, возьми себя в руки и подумай, что будешь говорить, пока ещё есть время. И иди обратно. Ты даже перед гостями ещё не появился.
-О? Я уже заставил тебя краснеть от стыда?- Палмер бы ещё понял, если б это было истерикой разбушевавшегося шестнадцатилетнего подростка, но Кай-то был абсолютно спокоен и прекрасно отдавал себе отчёт в собственных действиях,- Я не собираюсь присутствовать при этом фарсе. Впрочем, можешь свистнуть, когда будут «короновать» убийцу. Запечатлею сей момент для будущих потомков. 
-Я не знаю, что творится в твоей голове. Но в сотый раз повторяю – это был просто несчастный случай. Никто не отдаст тебе тело для ритуала. И если уж на то пошло, это поручили бы не тебе, а Герберту. А если ты не веришь своей Верховной или ты сомневаешься в её способности отделить правду от лжи, можешь сказать ей это прямо в лицо, но позже. Не смей портить похороны.
-А то что? Я услышу всю эту тягомотину в стопервый?- А Маттиас и не заметил, как сын вырос – вот уже одного с ним роста, стоит лицом к лицу. И улыбается, щенок, так, что хочется перекинуть его через колени и как следует отхлестать по заднице за непослушание, так что бы потом неделю сесть не смог. Нет, Каю определённо слишком много позволяли, вот он и вырос таким – непослушным, самоуверенным и в целом просто отвратительным подростком, на которого нет управы. Талантливый, но абсолютно неуправляемый, что с таким даром было опаснее всего. И Маттиас совершенно не желал выяснять, на что на данном этапе способен его отпрыск, хотя и вызывал тот порой люто-бешенное желание применить на нём парочку принуждающих заклинаний.
-Да ничего. Но твоя мать явно не обрадуется, если даже в такой день у тебя не хватит мозгов просто помолчать и ничего не вытворять.
-Мне не обязательно говорить, Маттиас.
Разговор явно стремился в тупик, а колдун постепенно начал закипать, прикидывая какими ещё относительно мирными способами он способен заставить Кая внять голосу разума, который у того по всем прикидкам отсутствовал вообще, когда к ним присоединился кое-кто ещё.
В обществе сразу двух некромантов Палмер почувствовал себя ещё более неуютно. А когда подошедший Герберт кивнул ему с прохладной, под стать погоде, вежливостью, как-то уж совсем по-отцовски положил руку на плечо Каю и тихо заговорил с ним, подбирая слова явно куда как более убедительные, судя по взгляду младшего Колтера, Маттиас понял ещё и что здесь он третий лишний. Злости или какой-то там ревности это не вызывало, скорее удивляло. Крамер меньше всего походил на способного на отеческие чувства человека, скорее уж безумного фанатика, как бы не прятал это за своей немногословностью и умением держаться ни чуть не менее совершенным, чем у самого Палмера. Он был не то что бы жестоким – жёстким, не дающим своему ученику ни малейшей поблажки, не понимающим что значат слова «я устал» или «я не могу». И благодаря его муштре Кай стал совершенно безопасен для окружающих – по крайней мере до тех пор, пока сам того хочет, потому что куда страшнее было думать о том, чему он успел научиться. Но Маттиас действительно понятия не имел, что отношения между наставником и учеником настолько тёплые, особенно если сравнивать.
Назад они возвращались уже втроём и в полной тишине. Войдя в особняк, некроманты сразу отправились здороваться с присутствующими, а Маттиаса придержал за рукав африканский колдун. Высоченная двухметровая шпала, одетая в цветастую хламиду, которая, очевидно, была ритуальной одеждой, увешанный амулетами в виде черепов мелких зверушек и тому подобного. Не смотря на невообразимый внешний вид шуткануть над этим делом никто из присутствующих не решался – этот ходячий реликт, раньше бывший частым гостем Даррена, мог сровнять этот дом со всеми в нём присутствующими с землей даже не вспотев над защитными заклинаниями. Остановиться пришлось волей-неволей.
-Следи за мальчиком,- в ответ на недоуменный взгляд Маттиаса, колдун протянул к нему сжатую в кулак руку и раскрыл ладонь так, что бы то, что в ней находилось, было видно только Палмеру. В её центре застыло чёрное маленькое пятнышко, похожее на смолу, которое тут же стало увеличиваться в размерах. Африканец снова сильно сжал руку, впиваясь ногтями прямо в центр пятнышка – да так сильно, что выступила кровь, тут же смешавшаяся в этой чернотой.
-Как это по вашему – «порча». Еле снял. У мальчика очень сильный враг. 
Маттиас быстро взглянул на Кая, который неподалёку с совершенно нейтральным выражением лица общался с гостями и принимал соболезнования. Крамер уже исчез, и рядом с сыном стояла Ева, держа его под локоть. Бедная девушка, казалось, переживала гибель деда сильнее всех. У неё никогда не было вот этого таланта, позволяющего ловко скрывать свои эмоции. А быть может, она была для этого ещё просто слишком молода и со временем кровь Колтеров, где каждый через один хренов интриган, возьмёт своё.
-Кто?- быстро, уголком рта шепнул он. Ни них и так уже обращали слишком много внимания, но колдун только покачал головой.
-Тот, от кого меньше всего ожидаешь. А ещё – он сам. Много чужой темноты, но своя собственная – ещё больше.
-Ты всё-таки его уговорил?- лицо возникшей рядом Анны светилось таким неподдельным облегчением, что Палмер не стал вдаваться в подробности. Африканский колдун слегка склонил голову, приветствуя её, и величаво удалился в противоположный угол помещения.
-Кто там ещё почтит нас своим присутствием? Ого, Колберт Мэйфейр – не думал, что он придёт. И… Не вижу здесь Хартли.
-Его не будет,- настало время Маттиас облегченно вздохнуть и молча вознести короткую молитву всем существующим богам,- Мы начинаем.
Все присутствующие переместились в огромную комнату, где стоял гроб – закрытый, никто так и не увидел Даррена после смерти кроме Верховной, Маркуса и неких молчаливых гробовых дел мастеров, которые занимались телом. Всё было вполне мирно и ожидаемо, включая фальшивую скорбь нового пророка, на середине речи старшей сестры Ева снова разревелась, и матери пришлось её вывести. Ну а затем к гробу подошёл Кай, предельно собранный и спокойный. Встав перед ним, он опёрся руками о крышку, и заговорил. Как и подозревал Маттиас – лучше бы он этого не делал.
-Итак. Хочу ещё раз поблагодарить всех присутствующих за то что нашли время собраться здесь. Каюсь, у меня не было времени подготовить большую красочную речь как у моего дядюшки, который судя по количеству сказанного, начал готовиться к этому событию ещё месяца за два. Если честно, я вообще не собирался выходить и делать это, но раз уж не получилось – придётся импровизировать. О мёртвых либо хорошо, либо ничего, или я что-то забыл?
-Кай!- зашипела Анна, которая явно была готова вот-вот выскочить и надавать сыну по голове. Палмер придержал её за плечо.
Подросток только снисходительно улыбнулся, поглядывая на присутствующих. Задержал взгляд на Верховной, которая смотрела на него с совершенно непроницаемым выражением лица, и продолжил,- Так я и думал. Но я бы и не мог сказать о человеке, ради которого мы все здесь находимся, ничего плохого. Да, он был тот ещё упёртый старый интриган, но положа руку на сердце – кто из присутствующих здесь без греха? И я уважал его. Восхищался им. Да, я любил его. Пусть он всегда был весь в делах ковена и вечно занят, но при этом умудрялся находить немного времени для своих близких. Даже для меня, а я, знаете ли, самая паршивая овца в этом семействе, так что такие моменты со временем начинаешь ценить особенно. 
Наступившая после этого пауза затягивалась. Больше не глядя на присутствующих, Кай уставился на крышку гроба будто под ней скрывались все самые интригующие тайны мироздания, постукивая по ней пальцами. В помещении ощутимо похолодало, и вызвано это было не столько действительным понижением температуры, сколько пронизывающим чувством чьего-то бесплотного прикосновения, которое пронеслось волной, задев каждого из присутствующих – будто по спинам, игнорируя одежду, прошлись ледяными кончиками пальцев. Застывший прежде неподвижной статуей рядом с тем самым африканским колдуном Крамер сделал шаг вперёд, вытягивая руку, но Кай уже отступил, поднимая руки в примирительном жесте. По лицам присутствующих было понятно – никто ничего толком не понял. Кроме некроманта, который продолжал настороженно следить за учеником, в любой момент готовясь его прервать.
-Я ещё многого не понимаю в этой жизни, согласен. В том числе и того, как один из самых опытных и мудрых колдунов, которых я когда либо встречал – а, чёрт возьми, поверьте мне, встречал я их немало, и не смотрите что мне всего шестнадцать – смог самоубиться на таком простом ритуале. Вы все сегодня здесь выражаете соболезнования по поводу несчастного случая, приходило ли в голову хоть кому-нибудь из вас, что он так таковым не является? Что этому случаю кто-то помог случиться? Что, нет? Я один такой параноик?
-Довольно,- Кай хватается за одеревеневший рот, не способный больше вымолвить и слова. Верховная поднимается к нему, и стук её каблуков навевает ассоциации с вбиваемыми в крышку гроба гвоздями. Успокаивающе гладит по спине.
-Простите моего внука. Мальчик переволновался. Дети… Так хрупки. Сейчас он пойдёт к себе, а мы с вами продолжим,- младший Колтер слегка склоняет голову перед присутствующими и покидает помещение, не поднимая глаз, неуверенной, скованной походкой – как оно обычно и бывает, когда Морена применяет своё любимое подчиняющее заклинание. Люди расступаются перед ним. Он проходит мимо Маттиаса, слегка толкая его плечом и тот на какую-то секунду видит обращённый на него взгляд сына.
Ему становится страшно.

29 октября, 2016. Малакай Колтер
Некромант и сам не понял, от чего проснулся ближе к утру, неожиданно вынырнув из чёрной пелены забытья без снов, и это обычно было не самым приятным из занятий, после сопровождаемое тщетными попытками снова заснуть. Но не в этот раз. Тишину нарушало размеренное чужое дыхание над ухом, скольжение тёплого воздуха по коже, да и прижимающее сзади тело как бы намекало, что ночует Колтер уже не в гордом одиночестве. Осознание этого факта ввело в состоянии лёгкого оцепенения. Варианта было всего два, одновременно не особенно очевидных – в одной кровати с матерью он спал исключительно в детстве, а во второй сейчас и вовсе поверить было сложно, если бы не одно маленькое «но».
Осторожно приподнявшись на локте и перевернувшись на спину, Кай уставился на спящего рядом, как ни в чём не бывало, Гидеона. Беглый осмотр показал, что столь безмятежно дрых нежданный уже гость в собственной спальне прямо в одежде и поверх одеяла, так что внутренний Шерлок Холмс как бы подсказывал, что вряд ли он собирался задерживаться здесь надолго, но коварный сон просто не оставил ему шансов, бессовестно сморив на месте преступления. Он пришёл сюда именно к нему, Каю. Что, просто посмотреть, как он во сне слюну на подушку пускает? Мило, но поверить в это было сложновато. Первым позывом было разбудить его и вывалить целый ворох вопросов и предположений по поводу и без, раз уж они наконец-то находились сейчас вдвоём, но при взгляде на его безмятежное лицо Колтер так и не смог себя заставить это сделать. Хартли сейчас приходилось ничуть не лучше, но по какой именно причине он теперь не хотел открываться и упорно отталкивал некроманта было совершенно непонятно. Но Кай и не мог требовать этого, хотя сама мысль об этом отдавала горечью. Вчера вечером ему хотелось просто собрать вещи и свалить. Вот засада, едва только это желание утихало, как тут же случалось что-то увеличивающее его во стократ. А затем – наоборот. Хреновы качели.
Перевернувшись на бок лицом к лицу, некромант сполз пониже, обнял его, легонько поглаживая по спине и уткнулся в шею, теперь уже боясь разбудить любым неосторожным движением, но Гидеон даже не пошевелился. Кай ещё некоторое время полежал так, прислушиваясь к его по-прежнему тихому и спокойному дыханию. Сейчас ничего не имело значения – ни катакомбы, ни невысказанные обиды, ни вся эта неловкая ситуация с матерью, из-за которой приходилось делать вид что ничего особенного не происходит и которая при этом что-то вполне успешно скрывала сама. Не то что бы он когда-либо был сторонником забивания на очевидные проблемы, требующие немедленного разрешения. Потерять себя в ком-то другом забывая о реальности, этот верх абсурда, которым частенько страдают влюблённые, был ему совершенно незнаком. Но именно сейчас, да на сонную голову ему не хотелось думать ни о чём, кроме того что Хартли рядом, а это значит, что всё хорошо. Каким бы странным не казался этот мир, именно он – реален, как никто и ничто другое. И на этот раз для того что бы снова провалиться в сон не пришлось прикладывать никаких усилий.
И несколькими часами позже Кай снова просыпается один.

1-2  ноября, 2016. Малакай Колтер
«Ты меня уже ушатал один раз и мы вроде как поняли, что делу это не поможет. Так давай, Хартли, сделай это ещё раз. Удиви меня»,- мои слова, да не совсем, и вот уже буквально чувствуя, как они рвутся с языка, я заставляю себя молчать. На какой-то момент мне даже кажется, что я копаю в правильном направлении, потому что злиться он начинает так, словно вот-вот вырвется из ловушки и действительно надерёт мне задницу, но уже по собственному желанию, а не под влиянием паразита, а там и с ним справится. Впрочем, длится, это до того мгновения, как Хартли начинает заплёвывать пол под собой собственной кровью. Я слышу это. Чувствую. Но не поворачиваюсь, глядя на мать.
Она явно не верит собственным ушам. Ошалело мотает головой. И, как ни парадоксально, мне снова становится смешно, потому что всё это – наименьшая из наших бед по сравнению с тем, что Хартли вот-вот уйдёт туда, откуда мы его уже не сможем вытащить. А она, блять, смотрит на меня, как будто я на её глазах разделал и сожрал младенца. И если это была такая молчаливая панихида по мне как по мужу и отцу охрененного семейства маленьких некромантов и соответственно по ней самой как несостоявшейся бабушке, то отпевать все эти фантазии следовало ещё гораздо раньше, и не в ориентации дело – Гидеон и так первый человек одного со мной пола, который сумел меня не только заинтересовать, но и влюбить в себя по уши. И плевать, как оно выглядит со стороны. Но у нас с ней и так никогда не было особых разногласий по этому поводу, потому что я всегда был уверен в том, что мой выбор мать поддержит в любом случае, а она никогда не давала в этом усомниться. Впрочем, я особо и не проверял, так что толком и не понимаю, какого чёрта сейчас происходит.
-Нет, нет, так просто ты от меня не отделаешься. Подожди, только не отключайся, я что-нибудь сделаю… Что-то должен сделать,- нет времени разбираться и выяснять отношения, опускаюсь вслед за ним на пол, на колени. Кажется, Гидеон прав, и если я сейчас уйду, если отвернусь хоть на секунду, всё закончится, будто жизнь в нём теплится ровно до тех пор, пока я не отвожу свой взгляд. Не могу так. Пора признать – я не умею терять тех, кого люблю. Мне проще сделать их нелюбимыми, отгородиться, изначально выстроить хоть какую-то защиту, благодаря которой они не смогут причинить мне боли тем, что когда-либо покинут меня. Быть одному не так уж плохо, честно – кому-то на тебя плевать, кто-то тебя недолюбливает, кто-то быть может даже и ненавидит, и никому не станет плохо от того, что ты уйдёшь. Это же работает и в обратную сторону – тебе точно так же на всех плевать, ничто не отягощает, не мешает двигаться от одной цели к другой, никак не связанной с этими идиотскими человеческими слабостями, чёрт бы их побрал. Это и есть оно, совершенство. Я всегда так думал и всегда к этому стремился, хотя давайте будем честными – таких болевых точек у меня огого сколько, слишком много для человека, который собирается идти пусть бы даже по чужим головам, ни на кого ни оглядываясь, и как минимум двое из них сейчас находятся рядом со мной,- Люблю тебя. Люблю.
Он уже отключился – надеюсь только, что всё-таки успел меня услышать. Это ещё не конец, хотя вот-вот уже почти, это его порог, осталось только перешагнуть и до сих пор непонятно, каким чудом Гидеон ещё держится. Раз вариантов больше нет, и я действительно не способен ничего сделать, всё, что мне остаётся – отпустить его. Когда он снова вынырнет со дна забвения – а это обязательно случится, я знаю, ещё раз посмотрит на нас, моей задачей будет просто его отпустить. Ещё раз сказать, что люблю его и уйти, не оглядываясь, никогда и ни о чём не жалея. Заставить себя забыть. Так нужно поступать. Так мы утешаем остальных. К этому пытаемся приучить себя, хотя когда это на самом деле случается, почти никто и никогда не бывает по-настоящему готов. Ничто не бывает вечным, слишком редки примеры вот этого пасторального «жили они долго и счастливо и умерли в один день», как бы к этому кто не стремился. Как уходим одни в страну снов, так и умираем одни. Я должен об этом знать. Да, я живу с этим знанием с того момента как родился и, поверьте, это накладывает на человека очень заметный отпечаток, потому что у меня нет иллюзий. И это всё, что мне остаётся.
-Убирай его,- ударяю рукой по барьеру. Вот странно – сделан из воды, а ощущение такое, словно из стали. Неисповедимы пути магии,- Хватит этого цирка. И иди к Блейку. Дай мне побыть с ним.
-Кай,- её голос буквально дрожит. Слёзы? Нет, мама, они здесь не помогут. Голосить и убиваться ни к чему.
-Просто сделай, как я прошу,-  откровенно говоря, я всё ещё надеюсь. Не знаю на что и как, но перестать не могу. Я ведь уже говорил, что надежда – самое сильное и одновременно с этим самое разрушительное из всех имеющихся у человека чувств? Говорят, пока не перестаёшь дышать, она всё ещё жива, эта ничем не истребимая зараза. А иногда она живёт даже после смерти и превращает твою жизнь в сущий Ад на Земле.
-Не могу. Послушай меня…
-Ну тогда просто уходи,-  «Тебе здесь не место», почему-то хочу добавить я. Это для меня одного, моя ноша, и матери не нужно запоминать его вот таким. Странно, что она знает его гораздо дольше меня, они многое пережили вместе, но сейчас я отказываю ей вправе побыть рядом с ним в эти последние, что – сутки? часы? минуты? А ещё мне становится всё труднее удержать лицо. Я хочу разносить здесь всё точно так же, как Хартли это делал в приступе навеянной паразитом ярости. Хочу сровнять всё с землей. Хочу что бы хоть кто-нибудь чувствовал то же самое, что сейчас чувствую я. Вот она, моя тёмная сторона. Пусть всем будет плохо, пусть хоть в этом я не буду одинок, хочу вывернуться в этом приступе наизнанку, уничтожив всё вокруг и не чувствовать уже больше ничего и никогда. Нахер всё это. Это даже не сопливое нытье в стиле «как мне плохо, я не хочу жить без него, дайте бритву, я себе вены перережу». Ничего такого чувствую. Это гнев, чистый, ничем незамутнённый, и он встал в груди до того плотным комком, что я ощущаю его буквально физически. Тот же приступ истерики, но куда как более опасный, если дать ему волю. Но я уже сделал это, когда показал им, на что на самом деле могу быть способен. Хватит.
Мать действительно уходит, а дальше я уже не знаю, сколько вот так сижу на полу и смотрю на Гидеона. Он дышит, но так слабо, словно каждый вдох на выдохе может стать последним. Если бы я мог хоть ненадолго оторвать от него взгляд, меня бы здесь не было. Это какая-то смесь страха, показывающего, что паразит мне действительно неподвластен, здравого смысла, мол, нет у меня столько времени, и чего-то ещё. Полного опустошения.
-Я бы хотел тебя никогда не встречать. Меня бы здесь не было, и ты бы не заставил меня смотреть на то, как ты умираешь. Никогда тебе этого не прощу,- голос у меня хриплый, горло пересохшее,  будто уже прошло несколько часов полного молчания. Может быть так и есть, потому что за ходом времени я не слежу, а меня никто больше не тревожит. Я не слышу ничего, кроме тишины, и меня не волнует что там творится за пределами этой комнаты. Фостер, скорее всего, просто ждёт, как и я – если вообще ещё находится в этом доме, сообразив, что ловить тут уже нечего. Или утешает мать, с ним не угадаешь. Она то точно никуда не уйдёт. Самое время подумать о том, что будет после того как всё это закончится. Придётся ехать обратно в родной ковен. И переубивать их там всех нахрен. Раньше я всегда довольно чётко представлял пути дальнейшего возможного развития своего будущего, хотя с тех пор как в нём появился Гидеон, всё стало меняться со световой скоростью. Каждый раз сюрприз, и при том не всегда приятный, но не его в том вина. Напротив. Это как будто сидишь на краю просто невероятно огромной ледяной горки, даже не видя её конца, и тут кто-то со всей дури пихает тебя в спину – невероятное ощущение бесконечного скольжения куда-то в неизвестность, а у тебя даже нет возможности зацепиться за что-либо. Но вместе с ним в этом не было ничего пугающего. У меня впервые было ощущение, будто я на своём месте и со своим человеком, и уже не так важно, что будет дальше.
Я простил бы ему всё, что угодно, но уличить меня в этой слабости больше некому, потому что когда его не станет, и она исчезнет.
Время идёт. Шаги за спиной, обеспокоенные голоса – походу я сижу тут действительно долго. Блейк начинает меня тормошить, но я только отмахиваюсь от него, как от надоедливой мухи, но не получается, и тогда я начинаю рычать. Кажется, я говорю ему хриплым ломким голосом что-то не слишком лицеприятное, но самое главное что после этого он оставляет меня в покое. Я не чувствую потребности ни в чём, кроме как вот так вот сидеть и смотреть. Ждать, когда Хартли наконец откроет глаза и моё время запустится вновь, вытаскивая из кокона. Я будто сплю наяву, и сон этот длиной в бесконечность, а после чувствую, как просыпаюсь не собой, но это уже не важно.
Каждое движение отзывается болью. Тело сильно затекло, я со стоном выпрямляюсь, не сводя с него взгляда и прикладывая ладонь к водяному барьеру напротив его собственной, перебирая пальцами словно прикасаюсь к ней и ласкаю. Ещё совсем немного – вижу это в его глазах. Смерть не просто идёт – она уже за плечом Гидеона, приникла к нему в жуткой пародии на объятия и застыла отражением в моих глазах. Всё это чертовски поэтично, но на самом деле выглядит так страшно и неумолимо. О смерти сочиняли не то что песни и стихи, целые оды, ей поклонялись как чему-то божественному, но ничего прекрасного на самом деле в ней нет и никогда не будет. Может быть для Хартли, прожившего слишком долгую, по меркам обычного человека, жизнь, она и станет избавлением и покоем, потому что по взгляду вижу – он уже смирился, но взамен выпустит бродить по этому свету ещё одного живого мертвеца – меня. И это не юношеский максимализм. Просто после такого обычно не выживают. Я пообещаю, конечно, ради него. Я должен, что бы ему было спокойнее, хотя очень скоро это просто перестанет иметь значение.
Но вместо этого началось нечто иное. Как обычно.
-Да. Дурак как есть,- и моя рука на барьере тут же сжимается в кулак.
-Надо встать,- говорю я сам себе и пытаюсь это сделать, но учитывая, сколько я просидел без движения, вот так сразу – это почти непосильная задача,- Давай, Давай… Ничего, мы, Колтеры, народ упорный. Или зуКрайны? Раз уж пошла такая пьянка, моя дорогая, моя любимая мать – неужели ты не хочешь ничего сказать напоследок? Я тут всё жду, ты всё молчишь, а время почти на исходе. Неужели это придётся говорить мне?
Встаю, едва не подскальзываюсь, превращая это неловкое движение в шутовской поклон – по счастью, никто не спешит меня поддержать. Блейк наверняка уже видит больше, чем нужно, и особо не стремится знакомиться со своим собратом, а вот у матери походу случился натуральный шок. Я выпрямляюсь. Нужно поторопиться, а то Хартли и впрямь изволит откинуться до чудесных новостей.
- Если кто ещё не понял, я хочу услышать это от тебя, мама,- тяну я. Слишком издевательски, согласен, хотя для лжи которой пичкали меня всю жизнь – в самый раз,- Пока не стало слишком поздно - скажи ему. Скажи, кто я.
И не то что бы я хочу превращать эту и без того трагическую сцену в полноценный спектакль, но я чувствую от чего-то самое настоящее, тёмное и злое торжество, когда она сама бессильно опускается на диван, и вместе с этим водяной барьер рушится. Что заставляло меня молчать всё это время? Я уже давно знал. Слишком для человека, который регулярно спит с Хартли во всех смыслах в одной постели. Впрочем, я всё же надеялся что за всё то время пока я тут, мать наконец родит – всмысле, правду, а не ещё одно неприкаянное дитя вроде меня. Что ей хватит смелости это сделать. Уж не знаю, решила ли она в итоге гордо хранить эту тайну до самого конца, что бы не причинять кому-то лишней боли, но всеми этими благими намерениями вымощена только вся та же дорога в Ад.
-Потеряла дар речи. Немудрено,- резюмирую, глядя на Блейка и опускаюсь перед обессиленным Гидеоном. За моей спиной разворачиваются горящие чёрные крылья, когда я беру его лицо в свои ладони и улыбаюсь. Любимый жест,- Придётся говорить мне. Ну, здравствуй, мой родной отец. И прощай. Никто не должен умирать, не зная всей правды, не так ли?
Я не был уверен, но теперь знаю и вижу в его глазах совершенно точно – мои слова запустили какую-то неумолимую цепь событий. Крайняя мера сработала. Может в этом было ещё немного личной мести, хотя я уж даже не знаю кому из них. В Гидеоне, и без того переломанном, вывороченном изнутри паразитом, ломается уже что-то другое. Иногда это бывает необходимым, что бы возродить себя вновь – я знаю, я так делал. И мне не жаль ни мать, ни его. Они это заслужили.
А после снова приходит страх, неверие и осознание – теперь уже моё собственное. Это не я. Тогда я отпускаю Гидеона и отползаю в сторону, зажимая буквально раскалывающуюся пополам голову, крылья с шелестом растворяются в воздухе, оставляя после себе только поднимающуюся к потолку лёгкую чёрную дымку.
Вот теперь я ору. От ужаса, обиды, злости, на себя самого, как самый обыкновенный ребёнок. Одно накладывается на другое. Кажется, я обманул не столько остальных, сколько сам себя, и утерянные фрагменты памяти фейерверком взрываются перед глазами. Я даже не знаю как ещё с этим справиться по другому.
-Я не знал,- вряд ли теперь они меня послушают, потому что это звучит бредом умалишённого,- Это не я.

0

11

И всё? Вот так просто и бесславно? Будто и не было этих пяти сотен лет борьбы за власть и выживание, умирать как обычный человек в окружении своих близких людей и осознавать насколько всё тленно и бессмысленно? Не имея даже возможности бороться и понимая, что ещё десять дней назад ты был тем, кого боготворят и ненавидят, а сейчас являться бесполезным куском мяса с костями, который не способен уже ни на что. Будто отмучился за всё и теперь свободен. Оставляй всё и без вещей на выход туда, откуда уже не возвращаются. Как минимум не таким конец своей жизни представлял Гидеон, прекрасно понимая, что он тоже не вечен. Но почему-то ему всегда казалось, что он если и умрёт, то в самом разгаре боя, будто бы собирался в Вальхаллу, где его будут ждать вечные пьянки, разврат и битвы. Но он проиграл бой, который даже толком не начался и от этого было даже как-то слишком обидно, ведь проиграл он не кому-то более сильному, а себе самому. Поистине унизительное поражение, честно говоря. Но вселенная успешно пошутила, отписав ему смерть от собственных деяний, что могло бы даже изрядно развеселить, находись он один и не имея никаких привязанностей. Но если воспринимать всю жизнь как одну большую игру, то это было даже поводом для гордости, ведь ему удалось переиграть самого себя. Жалко только, что далеко не в самый подходящий для этого момент жизни. Но если подумать, а когда он настанет, этот самый подходящий момент? А правда заключалась в том, что его никогда не будет, ведь в каждом мгновении есть нечто крайне важное и весомое, что будет заставлять цепляться за жизнь, вынуждать двигаться дальше и бороться с обстоятельствами, превозмогать всё происходящее. Но как бы ты ни двигался, с какой бы скоростью не бежал, самое страшное в смерти - это её неотвратимость, она всё равно так или иначе настигнет, догонит и заберёт то, что принадлежит ей по неоспоримому праву, с которым никто спорить не имеет ни сил, ни власти. Даже у существ, что олицетворяют собой бессмертие в самом чистом виде, что повязаны с жизнью, смертью и последующим перерождением, которого в этот раз не случится.

Январь 1996 года, Филадельфия, дом Колтеров
Когда тебе лет двадцать-тридцать, чужие свадьбы кажутся чем-то обычным, совершенно будничным явлением, в котором нет ничего особенного, потому что так делают все. Потому что ты сам находишься в тех же возрастных рамках и твой мир движется с точно такой же динамикой, как у остальных. Жизнь идёт полным ходом, тебя окружает множество людей, перед тобой открыты все дороги и в будущем маячат бесконечные множества самых различных перспектив, которые, только схвати рукой, станут самой настоящей реальностью. Вокруг тебя происходит столько событий, что ты не чувствуешь ни одиночества, ни того, как жизнь проходит мимо тебя, потому что ты находишься в самом эпицентре водоворота бесконечных событий. Любишь, ненавидишь, сходишься и расходишься, меняешь обстановку и людей вокруг так, будто бы это очередная новая футболка на день. Такие вещи тебя ничуть не трогают, даже не заботят, потому что всегда есть чёткое осознание одной вещи - ты успеешь. Ты успеешь абсолютно всё, но сейчас у тебя есть иные потребности, амбиции, желания и просто совершенно другие интересы, в категорию которых такие вещи как семья и потомство совершенно не вписываются. А потом, в какой-то совершенно безумный момент, в голову будто выстрелом приходит одна очень нехорошая мысль: тебе уже пять сотен лет, а вокруг тебя нет никого. Будто бы ты всё это время гнался за чем-то эфемерным и не замечал того, что жизнь бежит не через тебя, а ты уже не в самом её эпицентре. Ты стал чем-то оторванным от реальности и время несётся мимо с такой умопомрачительной скоростью, что ты даже не успеваешь остановиться и разглядеть всё происходящее должным образом, потому что одна секунда твоего собственного мировосприятия уже равняется дням, неделям, месяцам или годам тех, кто находится вокруг тебя. Вот именно в такие моменты ты понимаешь, что цена за все твои достижения - одиночество, полное и бесповоротное. Ужасающая оторванность от реалий. Центробежная сила жизни выкинула тебя куда-то за пределы своего движения и вам более не по пути. И ты ясно помнишь, как будто бы это было ещё позавчера, как ты носил на руках ещё новорожденным ребёнком нынешнюю Верховную ковена Колтеров. А вчера нянчился с её маленькой дочуркой, а к сегодняшнему дню её дочь уже успела выйти замуж и родить ребёнка. На твоих глазах сменяются целые поколения людей, а ты остаёшься таким же как вчера, месяц назад, год назад, сто лет назад. Они все живут в то время, когда ты просто идёшь по накатанной дорожке и уже даже не обращаешь внимания на то, что происходит вокруг. Обидно и страшно, очень неуютно становится от понимания того, что ты так торопился успеть сделать всё, что опоздал на собственную жизнь и теперь просто сторонним наблюдателем любопытствуешь над происходящим с остальными. Ты сам уже не часть их жизни, а так, хорошо знакомый гость, изредка захаживающий на чай. И для кого-то ты уже был всегда, ещё до рождения, а потом остался после смерти. Ты слишком сильно разогнался и теперь уже не сможешь остановиться, потому что если остановишься ты, то, кажется, вместе с тобой остановится и замрёт весь остальной мир.
Зима выдалась в этом году достаточно холодной и только способности феникса, с которыми было тепло даже в самых ледяных водах Арктики, позволяли переносить её легко и просто, совершенно играючи, нося те же самые куртки только для того, чтобы не травмировать лишний раз психику окружающих, не привыкших наблюдать за тем, как человек в лютый мороз ходит в летней одежде и даже не вздрагивает от очередного порыва ветра, заставляющего затягивать шарфы и кутаться в тёплую одежду. И именно в один из таких вечеров на пороге дома Колтеров появился он, собственной персоной, раскрывая двери и впуская в дом промозглый зимний ветер и поток снега, который тут же таял в тепле. Хартли всегда устраивал такие эффектные появления, будто он здесь полноправный житель и хозяин, что не являлось правдой. Но двери для него всегда были открыты. И, судя по времени и тому, что день недели был очень похож на воскресенье, застать семейство он вполне мог в столовой, где должен был проходить ужин, куда Хартли и направился. Чутьё его не подвело, но за столом сидели только Анна и Герберт. Остальные, видимо, уже разошлись, а эти двое вели неспешную беседу.
- Какие люди собственной персоной. - Первым высказался некромант и улыбнулся, вставая из-за стола и улыбнувшись пожал фениксу руку. С Гербертом он был в хороших отношениях, обучал некроманта тому, что знал сам, но их отношения никогда не были похожи на отношения ученика и учителя, потому что таковыми они друг другу никогда не являлись. Но Хартли постоянно подкидывал ему новое интересное чтиво или собственные разработки в профильной области. Ну и Герберт был одним из тех, кто знал, что настоящая фамилия Гидеона - зу'Крайн.
- Вот уж кого не ждала. - Анна так же встала из-за стола и подошла к Гидеону, с улыбкой заключив его в объятья и поцеловав в щёку. От самого же феникса не укрылся блеск обручального кольца на её пальце. - Какими судьбами?
Все трое уселись за стол и бессмертный налил себе в свободный бокал вина из графина, задумавшись о том, что с момента их последней встречи прошло чуть меньше года и если он его вообще не заметил, то для Анны в жизни произошло достаточно важное событие, которое как-то пролетело мимо него. Возможно, по той причине, что он просто опять исчез, путешествуя по миру и не являясь доступным для связи. И даже тихо хмыкнул себе под нос, еле улыбнувшись. Кому-то повезло больше чем ему и, может быть, Колтер и была не против Гидеона в качестве мужа, но все прекрасно понимали, что он будет не самой лучшей партией для неё и всё это может обернуться только лишними проблемами, так что ему пришлось смириться с этим фактом и глотать безмолвные обиды, что никоим образом не отразилось на его лице.
- Да вот только вернулся из недр Амазонки, решил сразу к вам заехать. У тебя, как я погляжу, есть какая-то очень классная история, о которой ты... - Он не успел договорить, так как в столовую зашёл ещё один человек, в котором Хартли узнал Маттиаса Палмера - юношу со взором горящим, что так был влюблён в Анну. Кольцо на его пальце всё расставило на своих местах и вроде бы ничего не изменилось, но в комнате словно повеяло холодом. И лишь секундами спустя до Гидеона дошло, что у него на руках плачущий ребёнок.
- Анна, он...Хартли? - Недоверчивый взгляд и удивлённые интонации в голосе вполне очевидно намекали на то, что его тут ожидали увидеть меньше всего. И будто бы повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь плачем младенца.
- Ну что ж, раз уж я узнал обо всём последним, пусть, уверен, не по вашей вине, то от всей души поздравляю. - Бессмертный встал со своего места и поцеловал Анну в щёку, а затем подошёл к Маттиасу и пожал ему руку, усиленно изображая вид, что он искренне рад за присутствующих. И ведь действительно, за срок, в который для него не произошло ничего значимого, их жизни очень круто изменились, ещё раз намекая о том, насколько он сам далёк от реальности и находится за бортом событий.
- Можно? - Дождавшись кивка девушки, феникс осторожно взял на руки младенца, который, взглянув на него пронзительным взглядом, совершенно не свойственным новорождённым, тут же замолк и даже улыбнулся, вызывая ответную улыбку в ответ.
- Морена настояла на том, чтобы мы назвали его Малакаем. - И вновь феникс улыбнулся. Честно говоря, он бы даже не удивился, если бы ребёнка назвали в его честь, пусть и не в открытую. Но это так, мысль на потеху собственному честолюбию.
- Кай, значит. - Не смотря на то, что в этом доме он был самым опасным и ужасным чудовищем, с детьми Гидеон ладил всегда и, откровенно говоря, ему даже нравилось с ними возиться. Конечно, лишний раз это напоминало ему о том, чего у него самого никогда не было и таким образом он словно компенсировал свои неудачи на любовных фронтах. - Помню, как так же держал на руках Морену, а потом и тебя. Теперь вот, твой сын. - На самом деле от всего этого стало как-то даже тоскливо. Ведь если так подумать, то это должен был быть его сын. Но не сложилось. А может быть так было и к лучшему, ведь кому нужен такой паршивый муж и отец как он?
В целом вечер был хоть и весёлым, а Кай, поигравшись и полепетав что-то на своём языке, так же у него на руках и уснул, но для феникса он прошёл чертовски тяжело в моральном плане, так что погостить недельку, как это обычно бывает, он попросту не смог. И даже не заметил того, что и Герберт, кажется, весь вечер о чём-то ему хотел сказать и у Анны что-то такое нет-нет, да и мелькало во взгляде. И поздно ночью, когда все уже разошлись спать, он просто ушёл.
Такие события очень сильно бьют по самым больным местам. Гидеон любил Анну настолько, насколько вообще был способен на это чувство. Любил, наверное, почти как родную дочь, принимая в её жизни непосредственное участие, но как-то со стороны, понимая, что просто чужой ребёнок вырос на его глазах. А потом этот ребёнок начал проявлять к нему интерес, тем более, что Хартли всегда выглядел лет на двадцать пять и его истинный возраст не был заметен даже по общению, ведь он никогда не строил из себя умудрённого жизнью старца, будто навсегда завис в этом возрасте и череда всех сложившихся событий - это его одна большая перспектива и приключение, продлившееся максимум пару лет, а не несколько сотен. Помнил, как она, будучи маленькой девочкой, смеясь говорила о том, что она вырастет и они обязательно поженятся. А феникс смеялся вместе с ней, ведь какие только глупости не приходят ребёнку в голову? А годы шли и он действительно привязался к Анне. Постепенно и чувство отцовства куда-то делось, ведь перед ним была абсолютно взрослая девушка, в которую он влюбился. Во многом под влиянием осознания того, что с этой жизнью надо что-то делать. И пусть между ними завязались серьёзные отношения, все прекрасно понимали, что ничем хорошим это не закончится хотя бы просто по причине того, что он наследник того самого проклятого некромантского рода, о котором даже спустя столетия нелестно отзывается каждый второй, не считая каждого первого. Это как позорное клеймо на всю жизнь и чёрная метка, при виде которой все шарахаются в сторону и норовят облить тебя святой водой, распять и сжечь так, чтобы от тебя и молекулы не осталось. И будь Анна обычной девушкой, не связанной с магией, всё бы это не имело никакого значения, но в случае с Колтерами всё упиралось в банальнейшую клановую политику. И это было одной из причин, почему он всегда держался как-то обособленно, а о том, что он тоже является частью ковена знали только самые приближённые. И вот из-за этих идиотских условностей все его возможности сыпались прахом, оставляя его где-то на обочине жизни. Но и он сам прекрасно понимал, что Анне житья не будет, если их отношения станут по-настоящему серьёзными, ведь и у Гидеона было множество врагов, многие из которых были куда более могущественными, чем это могло показаться на первый взгляд. А всё его спокойствие в жизни объяснялось только тем, что он ловко использовал всевозможные защитные и скрывающие заклинания, иначе потом желающих лишить его головы тянулся к его дому нескончаемым строем. зу'Крайн - это одно большое проклятье, которое никак не снять. И вот теперь он был вынужден смотреть на то, как он вновь оказывается в стороне, в то время, как жизнь других идёт полным ходом. Печально, мерзко и грустно, но он был рад за Анну. В конечном счёте, у неё была своя собственная жизнь, никак не привязанная к его собственной персоне.

1-2 ноября
Он слышал. Прекрасно всё слышал находясь в своём странном коматозном состоянии, которое пугало своей возможностью мыслить и понимать, что происходит вокруг, но не иметь ни малейшей возможности принимать в происходящем непосредственное участие. На самом деле очень страшно понимать, что тебе остаётся совсем немного и будто бы у тебя в голове часы ведут обратный отсчёт. Нет ничего томительней и страшнее ожидания, оно пугает гораздо больше финала. И больно было от того, что он слышал все разговоры. Слышал Кая, слышал как плачет Анна. Несправедливость смерти заключается на в том, что ты умираешь в то время, когда эта беда могла обрушиться на кого-то другого. Она заключается в том, что с твоей смертью остаётся жить людям, которым ты был не безразличен. В этом плане хороша внезапная смерть, когда всё обрывается в один момент. Без всяких долгих прелюдий и нервотрёпки. Ему всегда казалось, что так всё переживать гораздо проще. Но вот это...какой-то жуткий фарс, направленный на то, чтобы извести и тебя, и всех вокруг, уничтожая что-то в других людях тем самым гнетущим осознанием полнейшей неотвратимости неизбежного, заставляя их наблюдать, как жизнь просто покидает тебя и страдать от собственного бессилия. Он сам не хочет умирать именно так, заставляя этим страдать Кая и Анну.
- Я знаю, Кай. Знаю. И я ненавижу себя за это. Знаешь...вот это всё дерьмо, которое называется моей жизнью, такой разрастающийся круговорот пиздеца, я думал, что никогда из него не выберусь. Да мне и плевать было, если честно. С самого моего рождения всё пошло как-то не так и все эти годы были абсолютно бессмысленными. И я ненавидел людей, искренне ненавидел потому, что все они могли быть счастливыми, жить спокойно и радоваться простым мелочам, а меня всё это обходило стороной. Знаю, возможно я и сам привёл себя ко всему этому. На самом деле всё это никогда не было весёлым и забавным, а я делал всё, что делал просто потому, что хотел этого. Я всё равно с самого рождения был чёрной овцой, с которой и взять-то нечего, если так подумать. И...господи, блядь, боже...я, наверное, столько всего хотел бы и мог сказать тебе, если бы сумел подобрать слова, которые могли бы передать ту гамму чувств и эмоций, потому что за всю мою бесполезную жизнь ты стал лучшим, что со мной только случалось. И да, Кай, лучше бы ты меня никогда не встречал, потому что я не хочу, чтобы ты жил дальше с осознанием того, что меня больше нет и уже не будет. Честно, я не знаю как ты будешь дальше жить. Как дальше будет жить Анна. Не имею просто ни малейшего представления, потому что вы другие. Вы живые и настоящие и даже то, что ты некромант, не делает тебя ни на йоту хуже, потому что ты живой. У тебя есть семья, есть любящая мать и неплохой, в общем-то, отец, который всю твою жизнь пытался о тебе заботиться. Это у меня не было шансов изначально, а вот у тебя он есть даже после моей смерти. И знаешь, если я очнусь, я очень хочу попросить тебя не становиться таким же как я, но я знаю, что ты скажешь что угодно, скажешь то, что я хочу услышать. Я никогда этого не говорил, да и не скажу уже, но с тобой я хотя бы видел смысл просыпаться и жить дальше. Да, очень многое я не показывал и могло показаться, что мне плевать, но в действительности этого никогда не было. Я хотел бы сказать, что мне жаль, что я вас так подставляю и делаю больно, но кому нужны эти слова? Да никому. Я заслужил всё это, а вот вы...ты, нет, ты этого дерьма совсем не заслужил. Простишь, куда ж ты денешься-то? Со временем всё это притупится, а потом и вовсе забудется. А там глянешь, и сотня лет пройдёт как один день. А потом ещё одна, гораздо быстрее. И потом уже никогда не вспомнишь меня. Я бы сейчас хотел быть в сознании, быть рядом с тобой и до самого конца никуда не отпускать, так подло и собственнически, но хотел бы. Или наоборот, прогнать вас всех к чертям собачьим, стереть каждому из вас память обо мне и сделать так, чтобы вы спокойно жили дальше, будто бы ничего этого никогда не случалось. Здорово было бы, наверное. Да, это было бы лучшим вариантом и мне было бы умирать спокойней. Знаешь, говорят будто смерть во сне - самая лучшая. Если другие люди умирают так же, то это самое дерьмовое, что вообще существует в этом мире после мультиков про пони и винкс. А знаешь как дерьмово всё это говорить и понимать, что ты меня вообще не слышишь? От этого хочется орать и на стену лезть, потому что я разговариваю сам с собой. Вот почему ты просто не уйдёшь? Так было бы проще. Не видел бы этого дерьма и не страдал. Но будь ситуация иной, я бы тоже не ушёл. Блин, слышал бы ты меня сейчас, потому что всё это похоже на сумбурный бред сумасшедшего, но да и хрен бы с ним. Ты вот не помнишь нашу первую встречу, тебе было чуть меньше двух месяцев, когда я тебя впервые увидел. Плакал у Маттиаса на руках, а у меня на руках смеялся даже. А потом спал. Я после того случая несколько месяцев пил так жёстко, что даже не понимал где я и что я. Я каждый день с того момента думал о том, что бы было, если бы Анна вышла за меня. Ты был бы моим сыном и всё было бы иначе, наверное. А оно вот как вышло в итоге. Кто бы мог подумать, да?
Безмолвная исповедь, похожая на полнейший бред. И сколько бы Гидеон хотел ещё сказать и сделать, но не так. Почему-то особенно сейчас он в полной мере осознавал ценность каждого момента, когда они были рядом. Когда вечером смотрели кино и кидались друг в друга попкорном или же по полной программе ржали с фильмов ужасов. И тот случай в кинотеатре, когда они пошли на задние ряды и протащили с собой сырое мясо, исполняя старую мечту о том, чтобы кинуть таким куском в кого-нибудь в самый страшный и напряжённый момент. Или просто занимались какой-нибудь бесполезной фигнёй и валялись на диване, обожравшись пиццы и даже не собираясь никуда вставать. Такие моменты были поистине бесценны, в них было больше, чем в любых словах, которые только можно было найти. И теперь больше ничего этого не будет по причине смерти одного из непосредственных участников. И если Хартли уже будет всё равно по причине его, собственно, смерти, то вот насколько дерьмово будет Каю он даже приблизительно не представлял, потому что если вспомнить недавнюю ситуацию с убийством настоящего Гидеона, то для самого феникса это не шло ни в какое сравнение. Да, было больно и паршиво от того, что всё оказалось ложью, но он оправился от такого удара достаточно легко, потому что слишком уж много лет прошло для того, чтобы это смогло вновь сделать по-настоящему больно. Но вот всё это - совершенно иное. Потому что всё происходит именно сейчас. Живы чувства, а любимый человек ещё рядом и умирает буквально на руках, а ты не в силах как-то этому помешать, потому что здесь у тебя нет никакой власти. В эти владения Смерть уже не пустит никого, потому что слишком долго она ждала и свою жертву уже не отпустит. Посадит на самую прочную цепь, которая только возможна и не отпустит от себя даже на шаг. И почему-то сейчас уже нет смысла хорохориться и говорить, что всё будет хорошо, а смерть - это не конец. Нет, это самый настоящий и бесповоротный конец, а ему страшно. Только-только всё начало налаживаться, только показалось, что в этой жизни есть какой-то просвет и что кто-то не сторонится тебя даже при бесконечном количестве всех твоих недостатков и отрицательных качеств. Каждый раз, когда ты думаешь, что хуже уже быть попросту не может, жизнь принимает твой вызов и показывает новые глубины задницы, доселе невиданные. Тех самых пяти стадий принятия попросту нет. Ему не о чем торговаться ведь он и так прожил гораздо больше, чем был должен. Отрицать очевидное тоже бессмысленно. Смириться? Ну да, похоже на то. Гнев? Безусловно. Злость на самого себя. Злость на то, что в тот вечер он подпустил Кая к себе и тем самым совершил ошибку, которая теперь сделает ему безумно больно. И пусть Гидеона сейчас не было, он лежал без сознания, но он чувствовал, что Кай сидит рядом, слышал его дыхание. Он понимал это состояние оцепенения. И почему-то до сих пор пытался бороться, будто бы ещё не всё кончено и всё должно быть не так. Но с каждым разом он всё больше понимал, что чуда уже точно не случится. Уже не осталось ничего, но он почему-то ещё жив, будто бы специально, а всё это как самая жестокая и циничная издёвка, которая только возможна.
Блейк пытается отвлечь его, но бесполезно. Забавно, что он сам ещё здесь. Тоже будет рядом до самого финала. Хороший парень. Но Каю все его слова абсолютно не важны, потому что Фостер просто не поймёт его чувств. Он долго пытается убедить Кая в том, что нужно хотя бы немного поспать и поесть, потому что сейчас он ничего не сделает, но это бесполезно. А Хартли всё это время жутко ненавидит себя. Ненавидит и понимает, что большая шахматная партия под названием жизнь закончена, до объявления мата чёрному королю надо сделать один последний ход, а потом фигурки просто отправятся в коробку и игрок забудет про них до следующей игры. Но у игрока в запасе есть ещё время, поэтому он издевательски выжидает, чтобы поставить точку в последнюю секунду.

Июнь 1999 года, Филадельфия, дом Колтеров
- Дядя Ги! - Кай всегда его так называл и всегда искренне радовался его приезду. А у Гидеона это всегда вызывало самую искреннюю улыбку. Складывалось ощущение, будто в последнее время он приезжает просто для того, чтобы поиграть с ребёнком, а на остальных ему абсолютно наплевать. Искренняя правда. Он мог просто внезапно придти в гости и даже никого не встретить, но целый день проводить с Малакаем, который очень любил играть в саду. И каждый раз он приносил что-нибудь интересное. В этот раз это был маленький глиняный голем, умеющий разговаривать и двигаться, обладающий подобием разума, которым феникс наделил его при помощи магии.
- Смотри, что я тебе принёс, мой маленький рыцарь смерти. - Гидеон присел перед парнем и показал магическую игрушку, которая с его руки сначала посмотрела на мальчика, а потом с удивительной проворностью забралась к нему на плечо и обосновалась там. Да, он знал про то, что у Кая есть способности некроманта. Об этом ему поведал Герберт. Равно как и о том, что Маркус очень уж не жалует парня и вообще, кажется, искренне ненавидит его, называя выродком. Но Хартли на это было абсолютно плевать, ведь не вина ребёнка в том, что он родился таким. И он понимал Кая как ни кто другой, ведь им обоим случилось родиться не такими как все. Это и было одной из причин такой привязанности к этому мальчику, у которого, в отличие от него самого, были любящие родители, которые не требовали от него чего-то иного. Принимали его таким, какой он есть и не пинали за это. Сам же Кай, не смотря на очень юный возраст, прекрасно понимал, что отличается от других. Смышлёный малый, надо сказать. Гидеон видел в нём Тьму уже сейчас, но в отличие от многих понимал, что не Тьма делает человека чудовищем, ведь она - всего лишь инструмент и не более того. Вот только его энтузиазма никто не разделял. Но Хартли было плевать, этот ребёнок, пусть даже чужой, был для него особенным. Опять это чувство одиночества и несостоятельности, которое он пытался забить заботой о ком-то, кто в этом нуждался. И может быть Малакай не был бы для него таким особенным, если бы не отличался от остальных Колтеров, коих он на своём веку повидал немало. Но нет, Кай - это обратная версия его самого, а потому бесконечно любимая. Он бы даже его к себе жить забрал, но кто ж ему даст-то? Поэтому старался приезжать как можно чаще, выделяя время в своём плотном и безумном графике. Уж Анна и Морена точно не отпустят ребёнка с даром некроманта даже на один день погулять с зу'Крайном.
- Ты его только праху вечности не научи, а то знаем мы вас.
- Привет, Герберт. Ну ты не подумай, я не совсем чудовище. Лет в двадцать научу, как полагается. - Они оба рассмеялись, потому как прекрасно понимали, что уж это заклинание точно не всплывёт.
- Дядя Ги, а что такое прах вечности? - Кай отвлёкся от голема и с любопытством посмотрел на феникса и некроманта, которые не сговариваясь переглянулись и Герберт жестом показал мол объясняй теперь ребёнку и выкручивайся как хочешь.
- Это, Кай, то, из-за чего твои мама и бабушка не отпускают тебя со мной гулять. Подрастёшь - расскажу, договорились?
- Хорошо. - Мальчонка кивнул головой и убежал куда-то в дебри сада, играясь с големом, а сам Хартли уселся в большие садовые качели и закурил, приглашая некроманта присоединиться.
- Ну как там у вас дела?
- Да как сказать, ничего хорошего, если честно. Маркус тут с ума сходит и изводится на говно, что этот парень всех тут поубивает со своей, цитирую, "мерзкой проклятой магией". - Сам же феникс только хмыкнул и сделал затяжку, оттолкнувшись ногой и раскачивая качелю.
- Передай, что если Маркус будет много говорить, то это сделаю я. Хотя я вообще думаю о том, как бы всё это дерьмо снять, но что-то мне подсказывает, что даже если я это сделаю, этого козла сей факт вообще не остановит.
- Я в этом абсолютно уверен. Он тут до сих пор бесится после твоего прошлого визита, когда вы спрятали у него в комнате кошку-зомби. Серьёзно, Гидеон, не надо учить его таким вещам раньше времени и показывать всё это. Его и так очень трудно контролировать уже сейчас, а ты только масла в огонь подливаешь. После твоих визитов я его недели две потом угомонить не могу. Это ещё скажи спасибо, что Анны нет дома, иначе бы тебя точно огрели чем-нибудь тяжёлым. - Не смотря на всю свою серьёзность и здравомыслие, Герберт всё же улыбнулся, потому что пусть он этого и не признавал, но их шутку над Маркусом он более чем оценил и даже какое-то время не торопился решать проблему, мотивируя это магией Хартли, которая не даёт ему ничего сделать, а у остальных не было причин ему не доверять, потому что все знали, на что способен Гидеон и даже не представляли, что он может выкинуть ещё. Но феникс всё же внял совету некроманта. Всё таки это не он здесь живёт круглосуточно и не он воспитывает Малакая, поэтому не видит всех проблем и тонкостей происходящего. При нём-то Кай всегда шёлковый и даже идеальный ребёнок, который может выпотрошить собаку и обмотавшись её кишками бегать по двору, всё равно вызывая улыбку умиления. Но это была нездоровая фигня, которую понимал и сам бессмертный. Равно так же, как и осознавал тот факт, что резкое отличие этого ребёнка от всех остальных, как и его собственное, не является поводом устраивать бал вседозволенности, потому что она портит ничуть не хуже постоянного насилия и бесконечных упрёков. Но выходило так, что Гидеон являлся полной противоположностью Маркусу, сводя на нет все его нападки на мальчика. И да, это был тот самый случай, когда ему в лицо можно было сказать известную фразу - своих детей так будешь воспитывать. А своих детей у него не было. Но если на секундочку представить эту ситуацию, то все бы содрогнулись от ужаса, потому что чему может научить детей ребёнок, которому пятьсот лет? Да чему угодно. Для него всё будет нормой и никто ему не будет указом, поэтому при всей любви к его персоне он серьёзно подозревал, что окружающие радуются тому, что никто с ним не связывается и не горит желанием сделать маленькую копию Хартли, которая может в итоге оказаться куда как опасней оригинала и куда более безбашенным. Просто и сам феникс прекрасно понимал, что его ребёнок, каким бы он не был, никогда не услышит плохого слова и никогда не будет знать отказа, потому что он до сих пор помнит в какой обстановке рос и не допустит повторения ситуации. И боясь сделать что-то не так, обидеть или отказать, он сделает только хуже, а в итоге получит самого настоящего монстра, рядом с которым он и близко не будет казаться чудовищем. Поэтому воспитание - штука действительно очень тонкая и это не наука, где в попытке экспериментировать можно совершить бесчисленное количество ошибок без страха о том, что это нанесёт какой-то непоправимый ущерб всему вокруг. В любом случае, не прислушаться к Герберту он не мог. И в том числе из уважения к нему. Это не тот случай, когда надо делать всё наоборот просто для того, чтобы кого-то позлить, что у феникса выходило на самом совершенном уровне, будто он действительно являлся бунтующим ребёнком, который будет делать всё то, что ему запрещают просто назло и потому что именно запрещают, хотя если бы запрета не было, он бы даже и не подумал это делать, но, видит теперь бог, он этого не хотел. Его тем самым вынудили к определённым поступкам.
Они с некромантом ещё очень долго беседовали о всяком разном, попутно обмениваясь опытом в том или ином направлении, обсуждали положение дел в доме Колтеров и пути решения сложившихся проблем. Даже как-то незаметно у них появилась бутылка виски и разговор пошёл ещё легче и веселее, а сам Хартли уже начал рассказывать, как издевался над Маркусом, когда тот вырос. Хотя тот, кажется, с самого момента зачатия был полным мудаком и сейчас его теория только подтверждалась. Проще говоря, Маркус был тем ребёнком, которого он почему-то недолюбливал.
- Дядя Ги! Я тут случайно убил его! - Кай выглядел огорчённым собственным поступком и шёл медленно, склонив голову, будто сильно нашкодил и убил не игрушку, а живого человека. - Я сломал твой подарок, ты теперь ругаться будешь? - Гидеон только вздохнул и покачал головой, потрепав ребёнка по волосам, после чего взял голема в руки.
- Нет, Кай, я не буду ругаться, но постарайся больше так не делать, хорошо? Жизнь, пусть даже принадлежащая созданию из магии - это нечто очень ценное и мы не должны кого-то её лишать. Тебе же не понравится, если кто-то лишит жизни маму или папу?
- Неет.
- Вот и ты старайся так не делать, договорились? - Мальчишка прямо таки просиял. Но вот даже в этом детском радостном сиянии было нечто...не поддающееся описанию, будто из всех слов он услышал только "договорились". Ну и конечно же его пронзительный взгляд, смотрящий в самую душу и, будь феникс более впечатлительным, заставляющий содрогаться. Но его таким не проймёшь. Да, этот парень очень сильно отличался от всех остальных и дай боже Герберту и Анне терпения его вырастить.
По его рукам заструился чёрный огонь, окутывающий голема и проникающий в него самого, на какое-то время погружая его в тёмную дымку, а затем полностью исчезая и представляя взгляду ребёнка вновь живую игрушку. - Береги его.
- Ну можешь же, когда хочешь. - Некромант хлопнул его по плечу после того, как Кай вновь куда-то убежал. - Прямо таки на глазах постигаешь азы воспитания детей. Кстати, а ты можешь внушить ему, чтобы он никого не убивал? - Сказано это было в шутку, но феникс прекрасно знал, что в каждой шутке всего доля шутки и некромант вполне мог задуматься даже о таком варианте, что было гораздо проще.
- Могу. Но после того, как внушу тебе носить розовые платья, туфли на высоком каблуке и водить домой тайских мальчиков. По рукам? - Очередная шутка, вызвавшая смех, но очень прозрачно намекающая на то, что такими вещами бессмертный заниматься не будет, потому что в отношении близких людей это как минимум будет очень неправильным действием, которого никто и никому не пожелал бы. На такой шаг он пойдёт только в том случае, если Малакай вырастет и слетит с катушек, а пока это обычный ребёнок с необычным даром, требующим к себе максимально повышенного внимания. - Так, тут, кажется, взрослые вернулись, так что пойду я в свою песочницу, дабы не нервировать своим присутствием особо впечатлительных. Счастливо. - Пожав некроманту руку, феникс сжал артефакт в кармане и моментально исчез. С Каем он никогда не прощался. Не знал почему, но будто если попрощается, то больше уже не вернётся. Но в этот раз он действительно больше не вернулся.

23-24 января, 2012 год. Харвилл, дом Хартли/Филадельфия, Дом Колтеров.
- Да какого хера я не могу придти на похороны, мать вашу? - Гидеон орал в трубку так, что, кажется, его слышали соседи парой этажей ниже. Известие о смерти Даррена настигло его так же внезапно, как и всех остальных, но по телефону. Анна уже давно не звонила ему, да они и не общались, в общем-то, последние лет пять так точно. Всё как-то даже не то что не до того было, просто у Колтеров была своя собственная жизнь, а для феникса годы проходили будто бы за день, совершенно незаметно. Но помимо всего этого было ещё бесчисленное множество причин, по которым он стремился не соваться в их жизнь. Казалось, будто бы у Колтеров настигло затишье и его появление на пороге дома вполне могло обернуться очередным крахом мирной жизни, поэтому в какой-то момент времени Хартли просто исчез, а раз ему не звонили, то, соответственно, нужды в нём не было, а значит мельтешить перед глазами тоже было не самым лучшим его решением.
- Гидеон, ты сам понимаешь, там будет много людей. Некоторые из которых могут узнать тебя в лицо и это обернётся для нас лишними проблемами. - Анна всегда была железной, говорила спокойно и незнающий человек мог бы даже подумать, что на смерть члена ковена ей откровенно плевать, но бессмертный слишком хорошо её знал для того, чтобы опровергнуть эту догадку. Он чувствовал малейшие изменения в голосе, почти неразличимое его дрожание, которое говорило о том, что она уже на пределе и её саму вот вся эта похоронная процессия с толпой народу совершенно не вдохновляет. Да, она плакала, но отлично это скрывала и никто бы даже никогда не догадался об этом, особенно по телефонному разговору. Но феникс знал правду. И, честно говоря, ему сейчас самому было не менее паршиво. Нет, сам он плакать не собирался, уходить в траурный запой - тоже. Жизнь сделала его достаточно циничным, а годы научили тому, что рано или поздно уходят абсолютно все. Грустно только от того, что Даррена знал он очень хорошо. Даррен был ему другом, а когда уходят друзья - это всегда печально. Поэтому, ходя по квартире и крича в трубку, будто бы это Анна виновата в том, что он не может присутствовать на похоронах, он всё же на пару мгновений замолк и, посмотрев куда-то наверх, отсалютовал бутылкой виски, тут же приложившись к ней, поминая тем самым ныне представившегося друга.
- Ты знаешь, что меня заебала эта ваша политика? Морене так и передай. У меня тоже друг умер, между прочим. Да ну вас нахуй. - Гидеон сбросил вызов и отбросил телефон в ближайшее кресло. Ему не хотелось понимать вот это дерьмо с политикой и прочим дерьмом, согласно которому ему было лучше лишний раз не светиться в обществе Колтеров, особенно когда вокруг были десятки колдунов и прочих личностей, которым могло быть за пару сотен лет и котором он вполне мог перейти дорогу, что было достаточно вероятным событием. Но портить своим появлением и потенциальными скандалами и без того дерьмовый день для родственников погибшего он всё же не стал. Поэтому просто просидел весь оставшийся вечер в своём кабинете за бутылкой виски, погрузившись в какие-то свои размышления и абстрагировавшись от реального мира. Он был бессмертным, но жизнь каждый раз напоминала ему одну известную всем фразу: memento mori. Но для него в этом уже не было ничего страшного или болезненного. Просто каждая смерть человека, которого он хорошо знал - повод задуматься над самой жизнью, заново переоценить её и вспомнить всё хорошее, что было связанно с очередным потерянным другом. И как-то слишком много странностей было в гибели достаточно опытного колдуна. Очень многое во всём этом совершенно не вязалось с действительностью, а потому Хартли на полном серьёзе сомневался в том, что тот так глупо погиб по собственной глупости, потому что уж кем, а глупцом Даррен точно не был и феникс это прекрасно знал.
Вечером следующего дня феникс уже стоял напротив усыпальницы, в которой похоронили оракула. Гости уже давно разъехались, а значит он имел полное моральное право проститься с усопшим по-человечески, а не в роли бухающего отщепенца, находящегося за сотни километров от места действия. И как-то так сложилось, что каждую зиму, которой он появлялся на пороге дома Колтеров, на улице стояла жуткая метель, а он сегодня как и в прошлый раз был как вчера, в джинсах, убитых кедах и простой чёрной футболке, будто холода его не трогали. Он долго разговаривал будто сам с собой, но всё же вещал прощальную речь, которая не предназначалась для публики и вообще была больше для него самого, потому что Даррен его уже точно не услышит. Каждая смерть близкого или знакомого человека знаменовалась речью прощания для него самого. Странный и очень сентиментальный ритуал для того, кто за свою жизнь убил не одну сотню тысяч человек.
Гидеону сейчас было плевать на почтение памяти покойного, он всё равно уже мёртв и ему без разницы, поэтому хоть и казалось, что он стоит неподвижно, на самом деле феникс плёл сложную схему магических нитей, в которой сам Дьявол бы не разобрался бы без посторонней помощи. Он не был некромантом, а потому поговорить напрямую с Дарреном не мог, поэтому приходилось идти в совершенно дичайший обход и узнавать всё, что ему было нужно совершенно иными путями. Прошёл, наверное, не один час, прежде чем феникс смог точно сказать, что именно и как убило весьма талантливого колдуна, которому жить ещё было не меньше сотни лет. И увлечённый этим занятием он не сразу заметил, как рядом возникла Анна, кутающаяся в тёплую куртку.
- Спасибо за то, что не приехал вчера.
- Все разъехались? - Обиды не было. Это всё ушло ещё до того, как он явился в дом Колтеров. И спрашивать о том, как себя чувствует Анна тоже не имело никакого смысла, потому что он и так всё прекрасно знал. Вопрос был бы самым обычным сотрясением воздуха, потому что он знал, что девушка сейчас ощущает себя довольно паршиво и банальные слова вроде "ну ты держись" или "всё будет хорошо" - это полное дерьмо. Она и так держится, а хорошо точно не будет. Не сейчас и далеко не сразу. Поэтому напоминать лишний раз об этих событиях и ненужными словами бередить рану - занятие очень мерзкое и подлое. - Как Кай? - Этот вопрос его интересовал больше всех остальных.
- Устроил вчера грёбаный цирк с обвинениями Маркуса. Не мог не удержаться. Всё строит безумные теории о том, что Даррен умер не по собственной глупости. А сейчас сидит в своей комнате обиженный на всех за то, что Морена воспользовалась подчиняющим заклинанием и вывела его с похорон. - Феникс даже хмыкнул, будто отмечая что-то в своём невидимом блокноте.
- Даррен не был дураком и ты это прекрасно знаешь. Даже мне бывало чему у него поучиться, если уж на то пошло, поэтому я даже согласен с Каем. Это была не его ошибка. Он просто не мог так глупо ошибиться, так что обижается парень на вас очень даже не зря.
- И ты в ту же степь? Два любителя теорий заговора. - Анна лишь тяжело вздохнула, потому что если с Каем она ещё могла как-то спорить, то с Хартли вступать в противоречие было абсолютно бесполезной и неблагодарной затеей, будто он всегда знал чуть больше остальных и обычно никогда не говорил чего-то просто так. Он не принадлежал к той категории людей, которая любит бросаться пустыми обвинениями.
- Я всегда говорил, что Маркуса надо было топить в детстве как котёнка, чтобы не вырос.
- Хочешь сказать, что это он сделал?
- Не своими руками. Он чистюля, умеет находиться в самом эпицентре дерьма в чистом белом костюме.
- Гидеон, если у тебя нет прямых доказательств того, что это сделал именно он, то давай ты перестанешь бросаться обвинениями в моего брата? - Анна в миг стала похожа на фурию. Она до последнего защищала всех, даже собственного мерзопакостного братца, который так искренне любил творить всяческое дерьмо чужими руками и выходить сухим из воды, выставляя себя просто солнышком непричастным. Он здесь ангел во плоти, а все остальные - дерьмо. Как был в детстве мерзким пиздюком, так им и остался.
- Давай ты вытащишь, блядь, голову из задницы и посмотришь правде в глаза. Или тебя научить складывать два и два? Маркус теперь станет новым оракулом и получит ещё больше власти, а значит будет волен творить всё, что только захочет. Он хоть и мудак, но умный и людей за собой умеет вести, поэтому угадай, кто станет первой жертвой его нападок? Уж поверь мне, скоро я с нескрываемым злорадством буду нудить тебе на ухо, что я же говорил. Жаль, что Кай оказался самым умным из вас, дебилов близоруких. - Вот тут уже была чистая и нескрываемая злость, потому что феникс в упор не мог понять, почему все не хотят замечать совершенно очевидных вещей, будто бы начисто игнорируя их. Не будь Маркус таким ссыклом, в этом ковене не осталось бы никого, кроме его самого и его верных последователей.
Он даже не заметил, как снег в радиусе десяти метров начисто растаял, не оставляя после себя даже луж. Абсолютно сухая, почти выжженная земля, ставшая последствием потери контроля.
- Раз ты такой дохера умный, иди и скажи Каю, что он прав. Тебе рассказать вариант дальнейшего развития событий? Или ты сам догадаешься?
- Я рад, что хоть у кого-то в этом ковене есть яйца и мозг. Может хоть он сделает то, на что у вас никогда не хватало смелости и грохнет этого ублюдка.
Но к Каю он не собирался. Во многом потому, что сам сейчас был на эмоциях и не дай бог они бы сейчас нашли общий язык, от этого места не осталось бы камня на камне, а всё живое в радиусе километров пяти просто напросто вымерло бы. Да Кай его уже и не помнит, наверное, так что не за чем лишний раз напоминать о себе. Вместо этого феникс не удостоил девушку даже взглядом, исчезнув с мощным хлопком, после которого во все стороны рванул ветер и ударная магическая волна, чтобы через мгновение появиться в другом месте.
- Мразь ты конченая. - Феникс подкинул мужчину будто бы мягкого плюшевого медвежонка и одним движением отправил его в полёт до ближайшей стены, после чего послышался хруст то ли камня, то ли костей Маркуса, который даже среагировать не успел, потому что Хартли сейчас натурально избивал его, будто это был не человек, а кусок мяса. Убить он его не убьёт, но покалечить этого урода ему не мешало абсолютно ничего. Уж пусть хоть с какой-то стороны нагрянет справедливость и возмездие. Маркус обязательно получит своё, но не здесь и не сейчас. И феникс прекратил своё занятие только спустя минут двадцать, когда новый оракул Колтеров попросту потерял связь с миром и вырубился. Отходить он теперь будет очень долго, потому что последующее заклятие не даст ему излечиться посредством магии и зелий. Зато беглый анализ показал, что у того выбита челюсть, множественные ушибы, тяжёлое сотрясение мозга, отсутствуют четыре зуба, а так же сломано три ребра, не считая множества ушибов мягких тканей и прочих атрибутов жертвы избиения. И плевать, что обидится Анна. Простит рано или поздно. А потом и признает, что он был прав все эти годы.

2 ноября 2016, дом Хартли
- Помню, как ты первый раз оказался у меня на руках. Тебе даже двух месяцев не стукнуло. Смеялся, улыбался, а потом спал. Забавно даже, что сейчас почти всё наоборот. А ещё помню, как в последнюю нашу встречу подарил тебе маленького голема, которого ты успел убить в первые же тридцать минут, а потом прибежал ко мне. Ты его уже выбросил, наверное. Так что прости, что в эту нашу встречу я уже без подарка.
Умирать на самом деле совсем не страшно. В этом нет ничего такого, потому что когда смерть приходит к тебе таким образом, ты успеваешь как-то со всем смириться и принять не самые лучшие новости в твоей жизни. К этому моменту уже не остаётся ничего кроме воспоминаний. Ну и да, всё же изрядная доля обиды за то, что всё это не вовремя. Когда она приходит, мы ещё есть. Только кто-то готов пойти с ней плечом к плечу, а кто-то будет стараться убежать, что не имеет абсолютно никакого смысла. Гидеон уже совершенно не думал о ней, он просто пытался наслаждаться последними мгновениями с человеком, которого искренне любил. К чёрту всё, к чёрту эти страдания и прочее дерьмо. Они рядом до тех пор, пока он сам ещё существует и раз уж жизнь пока благоволит ему, то плевать на всё дерьмо, что ждёт впереди.
А потом Хартли понял, что не понимает ничего кроме того, что перед ним сейчас уже не Кай, а сущность феникса. В нём что-то незаметно изменилось и в этот момент внутри него всё окончательно обвалилось, потому что не этого Кая он хотел видеть в последние минуты своей никчёмной жизни, после окончания которой все кроме двоих человек будут плакать от радости и ликовать, что ещё одно чудовище избавило мир от своего существования. Да, он это заслужил, определённо. Но зато теперь и уходить уже не обидно. В последний момент он оказался лицом к лицу с тем, кому он абсолютно безразличен и совсем не нужен. Всё это было похоже на бред душевнобольного человека, на какую-то очень странную и дебильную фантасмагорию, в которой все слова одновременно и имеют некий очень важный смысл, который стоит понять, до которого нужно докопаться, и в то же время всё это абсолютно бессмысленно и нереально, будто наркоман излагает свои мысли и вербально в них всё очень складно, но какой-либо сути попросту нет. Впрочем, уже не столь важно. Он и дышит уже с трудом, понимая, что вот-вот и всё, эндшпиль. Конец многовекового фарса, в котором последние секунды кажутся вечностью, а реальность уже является чем-то чуждым. Всё сказанное фениксом постепенно начинает доходить до него будто бы издалека, каким-то фоном, пробивающимся как из-за глухой стены. Он до последнего отказывается понимать происходящее и лишь только когда стена воды падает, понимает, что всё это не бред. Что всю жизнь от него скрывали нечто очень важное, до чего он так и не смог добраться, хотя даже и не пытался.
Придётся говорить мне. Ну, здравствуй, мой родной отец. И прощай. Никто не должен умирать, не зная всей правды, не так ли?
Бред. Бред. Бред. Чёртов бред, от которого мурашки бегут по коже, бросая в дикую дрожь и заставляя переводить взгляд с Кая на Анну и обратно. Знаете, как в фильмах, время будто замедляется до бесконечности и до тебя полностью начинает доходить смысл всего, что было сказано. И будто бы последний паззл складывается окончательно. Кажется, будто у тебя впереди есть ещё бесконечное количество времени, за которое твой мир успевает разрушиться до основания и собраться заново. Когда какие-то ранее неосознанные и непознанные мелочи обретают смысл и значения, открываются новые детали и всё это заставляет тебя посмотреть на мир иначе. Январь. Каю почти два месяца. Анна не хотела выходить замуж, но тут же вышла и родила ребёнка. Нет, она бы так не смогла. Ведь за две недели до её свадьбы они ещё были вместе. Её взгляд, когда увидела его на пороге столовой, а потом когда Маттиас принёс ребёнка. Тогда он не заметил в нём испуга. Никто не заметил. Не заметил борьбы между сохранением семьи и желанием выдать как на духу всю правду. Как она смотрела на него, когда он впервые взял на руки этого младенца, который почувствовал своего настоящего отца. И он возился с ним, как с родным, даже не подозревая о том, что правда лежит на поверхности и настолько очевидна, что кажется порождением воспалённого мозга безумца. И все эти моменты рядом с Каем, который в те годы стал для него каким-то просветом в жизни, пусть и не его собственным. Картина собиралась воедино и вызывала состояние одновременно шока и злости. Как он думал о том, что Кай мог быть его сыном. Как шутил на тему того, что Анна выбрала не того. Правда всегда была перед глазами, но никто кроме Анны не видел её.
- Я не знал, это не я. - Доносятся его собственные слова, которым предшествовал крик человека, который сотворил нечто настолько ужасное, что никогда теперь не сможет с этим жить и моментально начал съезжать с катушек от содеянного. И в этот момент будто прошибает адовый разряд тока, который сначала заставляет сердце пропустить несколько ударов, а затем вновь забиться.
- Знаешь, да хуй ты угадал. У меня остались ещё здесь дела. - Внутри будто оборвалась натянутая струна, после обрыва которой случился мощный взрыв вспышки гнева и желания убивать. Желания вытрясти из Анны, которая все эти годы безбожно врала ему, всю её душу. Уничтожить её на месте, не оставив даже горстки пепла. Такие новости принадлежали той категории, которая не повергает надолго в ступор, а наоборот, будто вливает в тебя цистерну адреналина с примесью какого-то неизвестного ингредиента, дающего тебе силы из ничего. Его желание убивать и его злость сейчас просто не знают границ, для него нет преград и даже паразит, что выкачивает из него силы - не помеха. Кажется, будто тот принялся уничтожать его с новыми усилиями, помноженными во сто крат, повергая в панику от того, что всё это берётся на абсолютно пустом месте. Паразиту казалось, будто он сломал феникса и победил, но новая поломка, просто уничтожившая самую его суть, была сильнее. Это были не силы феникса, это были его эмоции, которые теперь пёрли через край. Хорошие, плохие - не важно. В нём сейчас прорвало такую плотину, которая была способна затопить абсолютно всё, снося любые постройки с такой мощью, будто это всё было чем-то игрушечным и невесомым. Все проблемы, существовавшие ранее, оказались попросту ничтожными. Вся жизнь, которая была до этого, просто перестала для него существовать и новая точка отсчёта началась именно с этого момента. Со слов "здравствуй, мой родной отец", которые перезапустили всю эту бездарную трагикомедию с нуля. Внезапно его самого стало больше, чем твари, что сидела внутри. И с каждой секундой она казалась всё менее и менее значительной, ослабевая и поддаваясь неистовому напору его гнева. Его желания жить для того, чтобы убивать и уничтожать тех, кто сейчас уничтожил его. Он сгорал изнутри, испепелял себя сам. Ему действительно было суждено умереть сегодня, но не так, как этого все ожидали. В нём умирало что-то безумно важное, умирала настолько весомая часть него, что это угрожало самому факту его дальнейшего существования, потому что больно сейчас было во всех смыслах. Адская боль пронзала его тело так, будто его одновременно ломали во всех местах и нечто похожее творилось с его сознанием, в котором заново с самого нуля переписывалась полная картина мироздания и с безумным грохотом падали все привычные устои и парадигмы, на месте которых прорастали новые. У него больше не было устойчивой земли под ногами и опираться было абсолютно не на что. В один момент он потерял и обрёл абсолютно всё, что у него было. Получил что-то совершенно новое и в то же время не получил ровным счётом ничего. Просто всё стало совершенно по-другому. И для того, чтобы всё это воспринять, переварить и пережить, ему нужно было хотя бы за что-нибудь ухватиться, но такого якоря сейчас просто не было. Эта реальность выплюнула его, схватила своими цепкими пальцами и швыряла о землю с космической скоростью, чтобы затем вновь поднять и повторить действие заново. Он сидел перед Каем и смотрел ему в глаза, но сейчас не было абсолютно ничего. Перед ним сейчас сидел словно чужой человек, которого он раньше не видел. И Гидеон понимал, что в данный момент у него нет абсолютно никаких чувств. Он не может ухватиться за этого парня и сделать его своим якорем, потому что понял, что никогда его не знал. И за всем этим следовало только полное опустошение, безразличие, отрицание происходящего и отрешение от всего мира. Он сейчас был сломан и ему только предстояло починить себя, собрать все осколки с нуля для того, чтобы вновь возродиться. И когда-то это может быть и произойдёт, но точно не сейчас, потому что сейчас он на это не способен.
- Ну здравствуй. Сын. - Голос феникса абсолютно безразличен. В нём нет ни жизни, ни смерти, ни эмоций. Одна лишь голая констатация совершенно нереального и невозможного факта, который, тем не менее, являлся самой суровой правдой в его жизни. И в этот момент произошёл мощный выброс магии, сносивший всё на своём пути, испепеляя дотла все предметы, которые находились в комнате, но не трогая присутствующих людей, словно они имели какой-то смысл, который ему предстоит найти. Никто и никогда не видел слёз Хартли. Ни разу за всю его жизнь, но сейчас они шли сами собой, символизируя собой всю боль, которую он только мог испытать за свою долгую жизнь. Боль от того, чего сейчас его сломали так, как не ломали попросту никогда. Но ему было абсолютно плевать. Он не мог с этим ничего поделать и не собирался, потому что это не имело никакого смысла и было гораздо сильнее его. И он чувствовал себя ребёнком, который попросту потерялся в большой толпе, не зная как его зовут и где находится его дом, потому что в этот момент его дом, существующий где-то в его голове, перестал быть реальным и оказалось, что всё это не более, чем детская выдумка. Хотелось много чего сказать. Вылить на них всех нескончаемый словесный поток, который вполне будет способен заставить их почувствовать то же самое, что чувствует сейчас он сам, поток, который сломает их и даст понять, каково ему сейчас. Но всё это потеряло значение. У него не было сил орать. Не хватало сил даже на то, чтобы издать хоть какой-нибудь звук, поэтому он просто встал со своего места и прошёл мимо Кая. Мимо Блейка, которому довелось видеть всю эту картину и ситуацию, мимо Анны, которую он сейчас искренне ненавидел и еле сдерживался от того, чтобы не оторвать ей голову голыми руками. Просто шёл так, будто бы никого из них никогда не существовало и дойдя до двери, открыл её и вышел за порог, хлопнув за собой так, что раздался оглушительный треск, после которого та разлетелась в щепки. Вселенная дала ему пинок под зад и уничтожила всё. Теперь ему нужно будет время на то, чтобы собрать это обратно воедино. И пройти может как несколько дней, так и несколько тысяч лет, прежде чем он сможет принять всё, что произошло сегодня. А в голове была лишь одна мысль: лучше бы я сдох.

0

12

Говорят, как бы там ни было, чем жить сладкой ложью, уж лучше знать горькую правду. При этом почему-то никогда не говорится о том, что правда может быть настолько ужасной, что после неё и жить то, в принципе, уже невозможно: она уничтожает всё, что у тебя было, ну и тебя самого заодно. Так и остаются ярые правдолюбы на руинах своих фантазий, которые раньше были вроде бы вполне материальны, а теперь стали просто пшиком. И вот теперь, когда всё предельно понятно, нет больше никакой недосказанности, ты знаешь истину и должен быть благодарен и счастлив за то, что тебе наконец-то открыли глаза, счастьем здесь почему-то и не пахнет. И что делать со всем этим дальше ты тоже не знаешь. Да, разочаровываться в других бывает чертовски неприятно, а то и даже смертельно опасно. При этом, по умолчанию, ты всё-таки знаешь - каждый из тех, с кем тебе приходится взаимодействовать, является совершенно обособленной личностью со своими неподконтрольными мыслями, чувствами, мотивами, которые могут разительно отличаться от твоих, и ты можешь не знать об этом ровно до того момента, пока ваши интересы не столкнутся лоб в лоб. И паранойя может быть не просто какой-то там хронической болезнью разума, над которой можно посмеяться или которая вызывает раздражение у тех, кто попадает под её проверку, но и вполне обоснованным явлением вследствие того, что однажды тебе напрочь порвал шаблон другой человек, кому ты доверял больше всего, а это означает, что и любой другой способен поступить с тобой точно так же и доверия не заслуживает никто, кроме тебя самого. А ещё порой приходится переступать через принципы, во благо чего-то там и делать то, что всегда считал чем-то кощунственным и просто ужасным, и ненавидеть себя за это, говорить «я чувствовал, будто предаю сам себя». Но знаете, что? Нехрен врать, потому что из любой ситуации есть как минимум два выхода и в тот отрезок времени ты принимал это решение сам и только сам, а значит, уже нашёл ему подходящее оправдание и последствия уж как-нибудь переживёшь. Это всё только лишь один осознанный выбор. Каким вообще образом можно действительно устроить такую подлянку в виде предательства самого себя? Вопрос, на который ответа лучше бы никогда и не знать.
Память безжалостно кидает Кая в омут одного из тех дней, когда он ещё только-только начал осознавать, что Харвилл – это, походу, надолго, как и соседство с Хартли, при том что последний факт вдруг стал радовать гораздо больше, чем напрягать, хотя первый всё ещё подбешивал. И был вечер, ужин, пиво и истаивающий под потолком сигаретный дым, пространные разговоры об одной из самых загадочных и жутких семей, когда с удивлением узнаешь всякие занавесочные истории, имеющие мало общего с тем, что видишь на страницах её официальных книг, прямо от непосредственного участника. И что-то ещё, итогом чего становится одна-единственная опасная мысль, насмешка над самим собой. А потом Гидеон куда-то пропадает до утра и некромант в своей обычной манере засыпает прямо на диване в гостиной, в обнимку с одной из книг его невероятной коллекции. Поза неудобная, так что спустя полчаса он начинает ворочаться, книга выпадает и звук её соприкосновения с полом будит – уже не совсем его и от скуки готового проверять самые безумные теории. Для этого нужна была кровь колдуна, а Кай как раз таки совершенно точно знает, где её искать: тот самый артефакт, случайно активированный ещё в первый день его приезда, так и лежавший там, куда его положили. Поскольку незамедлительного апокалипсиса эта штука не вызвала и никаких особых последствий от волны её магии никто не ощутил, очевидно, что было принято решение пока отложить разгадку этой тайны на неопределённое время. Крови нужно было совсем немного, так что сошла и такая. Если бы колдун заявился домой в процессе ритуала, короткого и не вызывающего особенных магических фоновых возмущений, он получил бы предельно ясный ответ по поводу того чем тут занимается его подопечный в ночи, но этого не случилось. Полученные сведения стали чем-то таким, что другой Колтер решил приберечь до лучших времён, чувствуя, что вываливать эту информацию сразу не стоит. В первую очередь она вызывала восхищение невероятными способностями собственной матери к мастерскому вранью и заметанию следов. Потому что как пить дать за все двадцать один год жизни её сына хоть один инцидент с попыткой выяснить истину да был. Почему и зачем он понимал и так. Во вторую, как ни странно, облегчение, потому что теперь он хотя бы знал, кем является на самом деле и что всё это было не просто грандиозной шуткой природы (хотя, в какой-то степени, и ею тоже), но прямым следствием её же определённых законов. И в третью – желание прямо сейчас заявиться к Палмеру и закончить то, что зуКрайны когда-то начали, перебив чуть ли не весь род теперь уже не-родного отца. И это без малейшего намёка на гнев или безумную радость. Теперь было можно. Вообще всё можно, потому что любые подозрения насчёт него действительно имели под собой почву, так почему бы не доставить окружающим удовольствие, показав, как они были правы? Особенно должен был радоваться оракул Верховной, ведь это означало бы, что он не просто самое бесполезное создание на земле, а всё-таки какой-никакой, а прям пророк. Должен же человек порадоваться перед смертью – об этом Кай думает с определённым удовольствием. Но с возвращением домой могут быть определённые проблемы, разве что он сможет найти тот самый артефакт для перемещений, хотя вряд ли тот лежит на видном месте и без какой-либо дополнительной защиты, в этом плане надеяться на безалаберность хозяина дома было глупо. Да и убийство сейчас может вызвать определённые сложности в виду всё того же чёрта из табакерки в виде Хартли. Так что нет – не сейчас, всему своё время и место. С этой мыслью некромант снова засыпает, и под утро колдун будит его, уже совершенно нормального и последними помнящего только нарисованные вручную жутковатые книжные иллюстрации.
«Я не знал, это не я»… Снова бесполезная попытка оправдать очередную сотворенную херню, как будто кто-то из присутствующих сейчас бросится его всячески утешать и наглаживать по долбанутой голове. Какая там у Хартли происходила внутренняя борьба только ему одному и ведомо, всем присутствующим оставалось только наблюдать за слабыми отголосками во взгляде его очередного сокрушительного поражения и возрождения одновременно. И Кай смотрел тоже, сжимая пальцами виски, сильно, стараясь одной болью перебить другую и понимая, что натворил сейчас что-то уже непоправимое. Будто разбил нечто слишком хрупкое на мельчайшие осколки – это можно снова собрать воедино, потратив целую вечность, как то склеить кусочек за кусочком, но прежнего совершенства больше не достичь.
Всё закончилось слишком быстро и паразита не стало. Перед Каем снова сидел совершенно невредимый и определённо не собирающийся умирать Гидеон. Смотрящий так, что хотелось съежиться ещё больше, уменьшиться до микроскопических размеров и закатиться куда-нибудь туда, где этот чужой и пустой взгляд его больше не достанет, осознавая, что предал и его, и себя – так вот, как это бывает! – всё испортил и разрушил, ничего не осталось. Внутренний голос, никак не связанный с его второй сущностью, голос разума шепчет – как это? Все остались живы. А значит, всё ещё можно исправить, разве не так ты всегда считал?
Нет. Только не сейчас, глядя на слёзы «всесильного» Хартли, прожившего слишком долгую жизнь, что бы чему-то удивляться, о чём то сожалеть или даже кого-то любить – кого-то такого же неподходящего, как его собственный сын-мудак, сейчас не заслуживающий ни единого доброго слова.
И с этим Кай вдруг как то сразу сумел смириться, глядя, как волна магии проносится мимо него и выжигает всё вокруг. И ему стало спокойно. Это было то, чего он добился своими действиями, вот и заслужил по полной. Сейчас почему-то даже не думалось, что всю вину Гидеон по большей части складывает на его мать, которая всё так же сидела на диване, закрыв лицо руками. 
-Я не буду жалеть. Это было необходимо. Даже если ты никогда меня не простишь,- давай, найди себе оправдание, что бы жить с этим дальше. Он это был или не он, лживый, мелкий, насквозь порочный и слабый настолько, что не в состоянии взять контроль над собственным телом, но своего Кай добился – Хартли жив. Неважно, какой ценой. Хотя на его месте не исключено, что Кай эту сраную необходимость засунул бы говорящему в глотку, не сумев достойно справиться с  собственными эмоциями. Но тот его уже и не слышит, хлопая дверью, которая от гнева феникса ещё и разлетается на куски, будто мало они тут разрушили, как предупреждение – не ходи за мной, хватит. Ты уже достаточно натворил.
Опустошающая усталость наваливается одним огромным комом, так что Колтер просто откидывается назад и укладывается спиной на пол, бессмысленно глядя в потолок. Состояние -  то ли плакать, то ржать, то ли просто тихо собирать скромные пожитки, если их ещё не затопило или не завалило кусками выломанных стен. Насчёт утопиться, кстати, идея неплоха.
Они снова что-то говорят. Тихий, но раздражающий шум в ушах из бессмысленного набора букв. Колтера сейчас бесполезно спрашивать о чём либо или пытаться что-то до него донести, он где-то слишком далеко в себе. Наверное, тут должна быть куча размышлений и осознаний «Я переспал с родным отцом! Срань господня!», «У меня проблемы с головой! Боже, да насрать, я и так был в курсе!», «Мать, ты мне врала всю мою жизнь, как тебе не стыдно то, а?», «Меня самого убить мало», «С такой наследственностью это скорее всего случится в ближайшее время»,  «Фостер, к тебе никаких претензий, но из списка тех, кого бы ты пригласил на свой день рождения, меня уже наверняка вычеркнули. Я понимаю и не обижаюсь»  и так далее, и тому подобное. Кажется, он только что с нуля перестроил не только жизнь пятисотлетнего колдуна, но ещё и парочку других, включая свою собственную. Но Каю сейчас было просто наплевать.
«Это было необходимо»,- отдающиеся эхом в голове собственные слова вызывают горький смешок. Ещё один, и смех усиливается как по накатанной, Кай обнимает себя руками за живот и переворачивается на бок, лицом к тому, что раньше было ловушкой для одержимого паразитом. И сквозь это одержимое веселье пытается выговорить «не трогай меня» матери, которая уже рядом, на коленях. Она ему сейчас не нужна, неужели это не понятно? Почему бы им всем так же не свалить, как это сделал Гидеон. И не оставить его в покое, что за идиотские мысли о том что ему сейчас нужны какие-то объяснения или чёртово сочувствие? Может она его и обвиняет в чём то, но некромант всё равно не разбирает. Он только что собственными руками разрушил только-только начавшее выстраиваться драгоценное что-то, чего у него раньше никогда не было и вряд ли уже будет. Он должен был найти другой способ, но его не было, вот просто не было, и тогда пришёл этот, второй. То ли всё испортил, то ли, наоборот, спас, но у него получилось нечто эдакое, чего у Кая, при всём его отчаянии и готовности сделать для Хартли всё что угодно, хоть телами с ним поменяться и забрать этого паразита себе, просто не получилось.
-Всё хорошо. Хорошо…- от него хотят каких-то слов и взаимодействия, и Кай даст им это. Ему невдомёк, что чувствует его мать и как сильно он ей сейчас необходим, что бы услышать: сын на её стороне. Что она сделала всё правильно, сохранив ото всех эту тайну. Что он всё понимает, и всё у них будет вот это дурацкое хо-ро-шо. Но правда состоит в том, что он смотрит мимо неё и все слова срываются с губ как на автомате.
И все они ничего не стоят.

0


Вы здесь » тест » Тестовый форум » игра


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно