Гулом в голове его слова. Будь я жив, моё сердце разорвалось бы на части от осознания [в очередной раз] того, что я наделал. Сколько жизней я разрушил просто потому, что не смог удержать себя в руках и вовремя остановиться. Своими действиями я убил всех. Убил мать, которая за одни сутки лишилась сразу двух сыновей. Убил Мэфа, который лишился двух братьев. Убил Майка, который был виноват только в том, что не в то время ему приснился один лишь кошмар. Убил себя, переступив черту, через которую не стоило переступать. И всё это эхом будет отзываться до скончания времён. Кровавой тенью, которая легла плащом у меня на плечах. Предательством. Ненавистью к себе за всё совершённое. За то, что убил. За то, что не нашёл в себе сил жить с этим. Смотреть в глаза людям, которым после той ночи я был нужен, вероятно, так, как никогда в жизни не был. И даже сейчас...как тогда, мне хотелось оттолкнуть его. Потому что я - то самое чудовище, которое испортило ему жизнь. Тот, кто никогда не сможет смотреть ему в глаза. Тот, кто абсолютно не понимает, как по нему можно было скучать после всего того, что свершилось.
Возможно, было правильным уничтожить всё до основания. Разбить ему сердце и заставить разочароваться в себе. Сделать больно ещё один раз. Но настолько сильно, чтобы больше ничего не болело. А затем завершить все свои дела и исчезнуть. В этот раз умереть по-настоящему, потому что не достоин жизни. Я знаю, как это сделать. Всего-то ещё одна смерть. Собственная. И в этот раз окончательная. Но вместо этого обнимал так крепко, как только мог. Вспоминая все те годы, что мы провели вместе. Все забавные и грустные моменты. Всё, что нас связывало. И не знал, как можно что-то попытаться ему объяснить. Рассказать. Донести. Не хотел говорить правду о том, что всё это из-за меня, но и понимал, что долго жить во лжи не получится, если теперь он будет рядом. И какое-то совсем уж болезненное чувство испытывал от того, что на нём сейчас мой любимый свитер. Тот самый, которым я его укрывал в ту ночь. Будто не шесть лет прошло, а вчера я просто оставил его спать и ушёл на работу, чтобы он меня встретил после неё. Ощущение того, что все эти годы он...что? Искал? Ждал? Надеялся на что-то и хотел быть рядом? Мне кажется, я почти разучился чувствовать, потому что я не знал, что чувствую сейчас. Слишком много всего, что сплелось в тугой клубок, который невозможно было распутать. И всё же...мне его не хватало. Просто невероятно не хватало. И я знал о том, что мне будет его не хватать с самого начала. Потому и ушёл без оглядки. Потому что иначе не смог бы. Или он бы не отпустил меня.
- Я тоже скучал, Мэф. - Всё, что я могу произнести в ответ. Стараясь не смотреть ему в глаза. Вот только не потому, что я врал ему.
И я был удивлён тому, что он говорил. Получается, что несколько месяцев мы находились в одном и том же здании и сегодня пересеклись впервые просто благодаря какому-то странному и нелепому случаю?
- Шутка про то, что тебе удастся свалить и добиться успехов, оказалась не шуткой. Ты молодец, Мэф. - Я бы хотел сказать о том, что мать может им гордиться, но я понятия не имею о том, что произошло за то время, что меня не было. Хотел бы сказать про Майка, но не желал вскрывать больную рану на сердце. Я бы хотел, глядя ему в глаза, сказать о том, что горжусь им. И горжусь, он действительно молодец. Вот только мои слова - они ничего не значат. Я не был рядом с ним всё это время, я понятия не имею о том, как он жил и через что прошёл. Поэтому я очень хочу надеяться на то, что он поймёт это без слов. Исключительно как оценку собственных достижений. Без примеси всей той грязи, что меня окружает. - Расскажешь мне обо всём?
Я хотел знать. Я честно хотел узнать обо всём, что с ним происходило. Как он жил. Чем он жил. И в то же время, хотел отстраниться. Заставить его бежать от себя, будто от огня. Потому что боялся. Потому что понимал, что как только он узнает правду, а он её узнает, весь мой облик хорошего старшего брата, которым я всегда стремился быть, оставит после себя лишь горькое разочарование. Омерзение. Я просто не знал, что делать и, наверное, тот факт, что мы столкнулись на работе, пошёл немного на пользу, забив эти возможные паузы чем-то отвлечённо-важным. Почти был рад, когда он буквально впихнул меня пациенту, который не был моим. Пациенту, чьё состояние, вероятно, могло быть для меня изысканнейшим из деликатесов. Это было одной из причин, по которой я не работал с детьми. Слишком велик соблазн. Слишком иные эмоции. Всё слишком. Настолько, что можно потерять себя, превратившись в чудовище.
Но я забирал его боль. Помогал. На вопросы его отца отвечал слишком общими ответами, которые не убивали надежду, но и не обнадёживали. Делал всё чётко, быстро, по делу и без эмоций. Вздохнул даже с облегчением, когда появилась Санторо. По иронии, мы с ней пересекались крайне редко. Лишь иногда, для того, чтобы получить подтверждение догадок взглядом со стороны, устраивали совместные перекуры или обсуждали клиническую картину за чашкой кофе. Иногда это действительно помогало взглянуть на привычные вещи под иным углом и найти правильный ответ.
А потом пациентка. 28 лет. Аденокарцинома в предпоследней стадии. Как и у многих, была замечена слишком поздно и уже начала давать метастазы. Я чувствовал её боль. Ел её как не в себя. И в отличие от неё, я понимал, что шансов на то, что она выкарабкается, не так уж немного. Она прошла уже два курса, но опухоль всё ещё неоперабельна. Дэвис сказал, что возьмётся за удаление только в том случае, если она уменьшится ещё процентов на 5-7. Но даже после этого, при успешном результате, никто из нас не давал гарантий на полное выздоровление. Возможно, она проживёт ещё пару лет, но захочет ли она так жить?
- В целом, судя по результатам анализов, я наблюдаю положительную динамику, но в данный момент мы всё ещё не можем удалить опухоль. Джоан, я боюсь, что нужно будет пройти ещё один курс химии, прежде чем мы сможем приступить к операции по удалению.
Мы общались с ней довольно долго. Обсуждали все нюансы, а я пытался обрисовать её перспективы как можно более радужно. Они были, но процент вероятности оставлял желать лучшего. Да и она это понимала. Просто пыталась бороться до последнего, чтобы на смертном одре потом честно сказать, что она сделала всё, что было в её силах.
На самом деле я потерял счёт времени. И почти с новой волной горечи принял то, что мой брат всё ещё находился здесь и ждал. Выглядел, правда, весьма паршиво, но я мог списать это на усталость и нервы. Беги отсюда, Мэф. Беги, пока не стало хуже. Пожалуйста. Сейчас нас разделял мой рабочий стол и это, вероятно, было единственной моей защитой. Последним барьером, который лишь казался каменной стеной, а на деле оказался паршивым куском фанеры. Я слушал его, постукивая зажигалкой по столу и смотря куда угодно, только не в глаза.
- Если у тебя нет планов, то я предлагаю поехать ко мне. Приготовлю рагу, как ты люб... - Запинка. Теперь я не знаю про него ровным счётом ничего. - Любил. Выпьем пива, а потом ты пойдёшь спать. Выглядишь ты, братец, крайне паршиво. Будто вот-вот сломаешься. - Я грустно улыбаюсь. Хорошие тогда времена были. И я помню всё. - Обещаю, я никуда не уйду. Разве что вечером мне нужно будет навестить друга.

Всё было почти как в детстве. Разница была лишь только в каком-то тотальном налёте неловкости. Но мы, как и много лет назад, шли вместе по супермаркету. Я пытался рассказывать о какой-то отвлечённой ерунде, чтобы забить все неловкие паузы. Не хотел ничего обсуждать здесь. Но пока мы ходили по рядам, обсуждая тот или иной продукт, я заметил некие перемены. Точнее одну глобальную. Будучи раньше равнодушным к сладкому, Мэф сейчас прямо таки с неподдельным интересом выбирал торт. Два торта. Которые он же потом и нёс в руках, поскольку сумки с продуктами были забиты под завязку. Где-то по пути мы взяли ещё кофе. Не эталонного, но вполне сносного, не вызывающего желания вылить его. А вскоре и вовсе оказались у меня дома. И вот тут я понял, что жёстко прокололся, потому что уютом здесь и не пахло. По состоянию квартиры вполне можно было сложить совершенно правильное впечатление обо мне: задёрнутые плотные шторы, не пропускающие свет, образовавшийся бардак, который говорил о том, что здесь довольно давно не убирались, стойкий запах табачного дыма и куча книг в стопках.
- Тут ещё Рэнди жил, мы с ним из Норвегии сюда переехали, когда закончили универ, но он сюда больше не вернётся. Лейкоз в последней стадии. Поэтому, если хочешь, я могу предложить тебе жить у меня. Что ты несёшь, идиот? Решил в приветливого брата поиграть или сделать так, чтобы он тебя грохнул? Мазохист ты сраный.
Я распахнул занавески, впуская в комнаты свет и открыл все окна, чтобы затем впустить свежий воздух, а потом закурил, перемещаясь на кухню и раскидывая содержимое пакетов по холодильнику и рабочей зоне.
- Расскажешь, как оказался здесь? Я хочу знать всё. Честно. - И всё так же я не могу найти силы посмотреть ему в глаза. Чёртов слабак.

- Ну, теперь мне хотя бы будет для кого готовить...Если захочешь. - Вот только всё это было по-прежнему чертовски неловким. Встретиться в другой стране спустя столько времени и что? Устроить семейный обед, будто ничего не случилось? В банальной попытке оказаться рядом, провести время и попытаться не трогать эти раны внутри, усиленно избегая их. А что дальше? Попытаться изобразить счастливое семейство? Попытаться восстановить хоть что-то на осколках трагедии и подкрепить ложью, скрывающей неудобную правду, чтобы затем развалить всё это как карточный домик. Цепляться за прошлое, которое уже давно не актуально и не иметь ни малейшего желания сталкиваться с настоящим. Игнорировать реальность и не думать о том, что мы оба другие.
Но с другой стороны, если вдуматься, всё же оказывается чертовски просто. Если свести всё это к сути, то выходит очень понятный расклад: я скучал по нему, а он говорит о том, что я ему нужен. Голые факты, которые можно попытаться рассмотреть в отрыве от всего остального. От того, что я испытываю перед ним вину, что я его бросил, что мне придётся ему врать, а когда правда вскроется, родится самая настоящая буря. Я нужен ему? Возможно. Это ведь тоже простой факт, основанный на его словах. Но есть слова. Ещё есть эмоции, на которых эти слова могли быть сказаны. И кто сможет достоверно сказать о том, что завтра ничего не изменится, когда эмоции немного утихнут и наступит момент нормального и полноценного осмысления происходящего? Я ведь не упустил момента того, что он не ответил на моё предложение жить у меня. И понимал это, потому что сам бы скорее всего взял паузу в этой ситуации и всё хорошенько обдумал. Но был ещё один момент. Его молчание на другой мой вопрос. Неужели Мэф теперь тоже не человек? И если не человек, то кто? Насколько всё это должно меня волновать? Насколько разными мы с ним окажемся, если я прав? Насколько нам обоим нужна эта правда, которая висит в воздухе невысказанным комком?
Забавно. Я ведь уже шесть лет как не человек, скольких существ я встречал, даже не подозревая о том, кто они на самом деле? Мэмфис ведь догадался. Есть доля вероятности того, что он просто ткнул пальцем в небо, а если нет? Если он просто знает? Если всё так и продолжится, он захочет знать правду? И какая тогда правда у меня будет для него? Та, которая без исковерканной морали, где я убийца? Или та, где я пытаюсь при всём этом быть полезным для общества? Где его старший брат, будучи чудовищем, пытается остаться человеком. Я не в праве решать за него, но сам бы предпочёл жить в неведении. Не усложнять и без того сложную ситуацию. Потому что, как по мне, кем бы Мэф не был, прежде всего он останется моим братом. Даже если я буду ему ненавистен. Или он окажется тем ещё монстром, по сравнению с которым я буду выглядеть просто миленьким щеночком.
Далеко не сразу я осознал, что смотрю ему в глаза и он сидит передо мной на коленях. Хотел бы сказать о том, что мне стало как-то сильно проще или что-нибудь в этом роде, но нет. Изменилось только то, что теперь я могу смотреть ему в глаза. И нагло врать обо всём. Делать вид, что всё окей, не говорить о том, что я убил его брата и разрушил его жизнь. Пока что у меня нет другого выхода. Слишком эгоистично, но я не хочу его потерять. А было бы весьма иронично, если бы мы с ним поменялись местами и теперь была бы его очередь бросать всё и уходить. Довольно жутко от того, что эту правду рано или поздно придётся вскрыть, но на данный момент никто из нас не готов к этой правде. Я могу признаться в чём угодно, в любом убийстве, кроме одного единственного, с которого всё и началось. И сейчас, за этот небольшой промежуток времени, я слишком устал зацикливаться на одном и том же. Прямо сейчас я смотрю ему в глаза.
- Некоторые вещи не исправить, Мэф. Мы просто можем попытаться с ними жить. Но ты прав. Прямо сейчас мы можем попытаться исправить то, что не виделись последние шесть лет. - Я улыбаюсь ему. Даже если он меня прикончит, он всё равно останется моим младшим братом. Тем парнем, который набил мне кучу татух и с которым я проводил львиную долю своего свободного времени. Он всё тот же ребёнок [и всегда им будет], для которого я пытался быть хорошим старшим братом. Может быть, даже примером.
- Спим. - С какой-то усталой улыбкой я киваю ему и лишь укрепляюсь во мнении, что он знает обо мне куда как больше, чем я о нём. И принимает это, хотя бы на какое-то время, ради того, чтобы получить эти странные счастливые минуты, проведённые рядом, возникшие благодаря случаю. - Пойдём.
Я убираю со стола всё лишнее - старая привычка. Допиваю пиво, которое давно уже воспринимается как вода со вкусом, а затем беру его за руку и тащу в свою кровать.
- Забавное время было. Ты, наверное, не помнишь, но я ведь даже тебе сказки перед сном читал. - Не знаю, сознательно или неосознанно, но я не упоминаю Майка. Чтобы просто не делать больно в очередной раз. Здесь и сейчас есть наша отдельная история в рамках наших жизней. История, в которой Джеф читал Мэмфису скази, чтобы тот уснул, но иногда засыпал даже раньше, чтобы с утра почувствовать, как он спит у меня на плече. История, в которой Мэф приходил ко мне посреди ночи, когда ему снились кошмары, а я убеждал его в том, что чудовищ не существует. Много всего было и почему-то мне бы очень хотелось, чтобы он ничего из этого не помнил. Или, наоборот, чтобы это было единственным, что он помнил. Маленькие сказочные моменты. Спустя годы всё это повторяется. Мы лежим на моей кровати и я обнимаю его, целуя в макушку. Только вот магия сменилась на чёртову драму.
- Я не хотел становиться чудовищем, братец. Но у меня никогда не хватит смелости на то, чтобы всё это закончить. - Многие вещи я бы хотел высказать вслух, но разве оно надо сейчас? Для чего портить момент, который захочется запомнить на всю жизнь, как один из самых важных и нужных? Поэтому я поворачиваюсь на бок и обнимаю его сильнее, совершенно незаметно для себя проваливаясь в сон. Потому что я тоже устал. Не физически. Морально.

Я долго лежал и просто смотрел на то, как он мирно спит. Моего сна хватило всего на пару часов и всё это время, которое не было задействовано, я бы хотел провести максимально с пользой. Изучать его лицо, отмечая то, как сильно он успел вырасти и измениться. Упорно цепляться за прошлое, боясь настоящего. А ещё потому, что, откровенно говоря, мне всегда нравилось наблюдать за тем, как он спит. Без всяких подтекстов. Просто обычно он выглядел настолько спокойно, будто в этом мире больше не осталось ни единой проблемы. И сейчас он выглядел точно так же. Но время шло вперёд, оно как всегда было неумолимо. Спустя где-то бесконечное количество часов между моим бодрствованием и полудрёмой, часовая стрелка подошла к отметке в 7 вечера. Правильным было бы бросить все дела и продолжить то, что происходит здесь, но я всё же был ответственен не только за Мэфа. Да и ему скоро вставать. Поэтому максимально тихо я слился на кухню, чтобы приготовить ему еды на ночную смену, а потом уже сидел возле кровати с двумя чашками ароматного кофе, одна из которой стояла на тумбочке и ждала своего часа.
- Эй, Мэф, я бы очень не хотел тебя будить, но мне нужно уехать по делам. - Тихо шепчу ему на ухо, поглаживая по плечу. Не могу теперь просто так его бросить. Один раз я уже провернул такой трюк. И всё же дождался того, что он проснулся, смотря на меня заспанным взглядом.
- Мне надо друга навестить. Если хочешь, езжай со мной? И, уж тем более, если ты не против, я бы провёл с тобой ночную смену.

Что-то в Мэмфисе незримо изменилось. Будто подменили его и поставили рядом существо, из которого просто утекала жизнь. Надо сказать, что впервые за долгое время я испытывал панику по поводу происходящего. Не понимал. Или же наоборот, слишком хорошо понимал, что именно происходит? Что не следовало тащить его сюда. Потому что это - не его мир. Или я таким образом хотел убедиться в своей правоте? Нет, глупо. Скорее я хотел убедиться в том, что я чертовски не прав в отношении собственного брата. Но всему происходящему было только одно логичное объяснение: он всё таки является моим антиподом. Я должен был заметить это ещё тогда, когда он вошёл в мой кабинет, но не хотел. Иначе к чему были все эти вопросы? И сейчас я с беспомощностью смотрел, как он менялся в лице и буквально умирал. Он тоже чувствовал боль Рэнди и если мне от неё становилось лучше, я мог ей питаться, то Мэфа всё это только убивало. Определённо, это далеко не то, что можно положить в копилку штук, которые помогают развитию отношений. Наверняка после этого он может счесть меня ещё большим монстром.
Как всегда: хотел как лучше, а вышло как обычно. Благие намерения создают ту самую горящую колесницу, которая помчит нас всех в ад. Я, кажется, мчался именно туда и только подливал бензина. И будто в замедленной съёмке наблюдал за тем, как мой брат роняет стакан, а затем убегает. Понимал, что вечер летит к чертям. Что все мои попытки показать, будто это не я такое дерьмо, делают только хуже. Возможно, что не мне и нашим отношениям, а конкретно Мэфу. Физически. Стоял секунд пятнадцать тупо смотря ему вслед и пытаясь придумать, как лучше будет поступить дальше. Очевидно - идти за ним.
- Джеф, что происходит? - Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. Ничего хорошего - это из самого очевидного, но не слишком информативного. Но Годдард тоже не понимал.
- Ничего хорошего, Рэн. Брата я теряю и, кажется, в рамках этого мира мы оказались по разные стороны баррикад. Прости, дружище, но сейчас мне надо уйти. Я постараюсь заглянуть к тебе ночью. Ты справишься? - В ответ он лишь кивает. Рэнди прекрасно понимает происходящее. Я бы не хотел, чтобы он думал, будто он менее важен, но на данный момент, если посмотреть правде в глаза и сделать слишком жестокие и прагматичные выводы, то выходило именно так. Сейчас брат мне был важнее умирающего друга. И напоследок я забрал всю боль, которую только смог.
Наверное мне очень повезло, потому что Мэф не стал далеко убегать и нашёл я его буквально за воротами, сидящим на земле. Не знаю почему, но от этого даже стало чуть легче. Будто бежал он не от меня, а от того дерьма, которое его окружило на территории хосписа.
- Прости, Мэф, я не знал. - Присев перед ним, осторожно протянул руку для того, чтобы вытереть его слёзы. И опять это чувство вины, только теперь уже за то, что убиваю его. Осознал, что у меня в руках так и остался стакан с кофе, который я затем протянул ему. На случай, если он захочет выпить хоть что-то. После, закурив очередную сигарету, уселся рядом с ним, стараясь не касаться его, дабы не спровоцировать новые проблемы. Наверняка мы могли бы и дальше бежать от всего этого, избегать разговоров, но мне показалось важным прояснить некоторые моменты здесь и сейчас, чтобы не тешить себя какими-то ложными надеждами.
- Если после того, что я сейчас расскажу, ты захочешь убить меня или отдать на растерзание другим, я не буду сопротивляться. - Пара затяжек и взгляд куда-то в сторону в попытке собраться с мыслями. Минута молчания по нашему возможному будущему. По нашим отношениям и нашей семье. Которую я разрушил. Всё опять именно к этому и возвращается. - Я знаю, что я - монстр. Прости, Мэф, так уж вышло, я не могу этого исправить. Но вот именно из этого и состоит моя жизнь в последние несколько лет - забирать чужую боль. Приносить хоть какую-то пользу. Знаю, наверняка это всё - последнее, что бы ты хотел слышать. Но да, я питаюсь чужими страданиями. И, будем честными, я убиваю этих людей. Тех, кто уже точно не сможет выкарабкаться. Кто хочет закончить эту жизнь на своих условиях. Законодательство не идеально, ты и сам знаешь. Даже если будет хоть один шанс на спасение, этим людям не одобрят эвтаназию. И Рэнди рано или поздно мне тоже придётся убить. Ты чувствовал его боль. И каждому из них так же больно, их уже даже наркота не берёт. Вот такая дерьмовая и поломанная мораль, Мэф. Ты хотел найти брата, а нашёл в итоге монстра и убийцу.
Внезапно стало как-то легче. Будто надо было кому-то выговориться. Тому, кто определённо не поймёт меня. Возможно, что я просто хотел, чтобы хоть кто-нибудь кроме меня самого обвинил меня в том, что я та ещё тварь. Не пытался всё это оправдать. И не ждал от меня того, что рано или поздно я окажу ему такую же услугу. Допускаю даже мысль о том, что тем самым я хотел оттолкнуть Мэмфиса, чтобы он разочаровался во мне, отпустил и жил дальше. Потому что так ему будет гораздо легче. Где-то в глубине души я даже надеялся на то, что после всего сказанного мной ему хватит сил и ненависти на то, чтобы просто меня грохнуть. Желание убийцы проиграть - ничего больше.
- В общем, что бы ты сейчас не сделал и как бы не отреагировал, я пойму. И приму. Знаю, это не тот разговор, в котором хотелось бы принимать участие, но проще со всем определиться сейчас. - И как-то слишком по свойски кладу руку ему на колено, слегка потрепав его. Хочу ли я, чтобы всё сейчас закончилось? Нет. Но хочу ли я сейчас вытащить на свет хоть немного правды? Да. И я не отступлюсь от своей мысли о том, что какими бы мы с ним не были, он всё ещё мой брат. Прежде всего мой брат.